Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836)

Более позднее доказательство душевного участия, которое Джироламо Марукки продолжал принимать в судьбе молодой женщины, оставшейся в одиночестве, да еще и в ожидании ребенка, – две из девяти квитанций, сохраненных секретарем русской миссии в Риме: из них следует, что между концом ноября и началом декабря 1836 года Н. Еф. Ефимов (опять он!) выдал Марукки по поручению П. И. Кривцова сначала сто семь скудо восемьдесят девять байокко[696] (цель выплаты не конкретизирована) и потом еще пятьдесят скудо на погашение «ссуды, милосердно предоставленной вдове Кипренского на приобретение платья и прочего»[697].

Но особого внимания заслуживают остальные квитанции[698]. Ими удостоверяется, что за год Мариучча четыре раза получала поддерживающие выплаты от «господина архитектора Николая Ефимова, по поручению господина Кривцова»: за период с 24 октября по 24 декабря 1836 года вдова подтвердила получение сорока скудо; с 24 декабря по 17 апреля 1837‐го ею была получена за покойного мужа сумма в семьдесят пять римских скудо серебром; с 4 мая за четыре месяца Мариучче было выплачено сто скудо; наконец, с 1 июля по 1 ноября 1837-го – еще восемьдесят скудо[699]. Итого, в течение последних месяцев беременности и в первое время после родов, Мариучча жила за счет русского посольства, получив общим счетом почти триста скудо, кроме тех ста шестидесяти, которые были для нее выданы Марукки.

В квитанциях не указано ни учреждение, ни благотворитель, которым Кривцов и Ефимов служили бы в качестве посредников. Несмотря на то что эти суммы были учтены и фигурируют в счетах дипломатической миссии в Риме, на основании сохранившихся документов можно заключить, что в данном случае это не было государственной субсидией. Инициатива Академии художеств, выдвинутая в конце 1836 года, – предоставить вдове Кипренского пособие в размере десяти тысяч рублей[700], или, в качестве альтернативы, годовой доход в семьсот рублей, была поддержана только в 1839‐м и в более скромных размерах: общая сумма была сокращена до семи тысяч рублей, эквивалентных приблизительно тысяче тремстам римских скудо; к тому же из нее было вычтено семьсот тридцать два рубля, которые пошли в уплату за доставку в Россию имущества Кипренского (II: 305–306, 326–327, 332).

В 1841 году Мариучча получила еще один перевод на сумму около шестисот скудо[701]: это была плата за три проданные в разное время картины. Почти наверное две из них были куплены между 1839 и 1840 годами: «Девочку в маковом венке» купил князь Никита Иванович Дондуков-Корсаков, «Сивиллу Тибуртинскую» – Федор Иванович Прянишников, третью же – «Анакреонову гробницу», вместе с принадлежавшим Кипренскому мраморным торсом, приобрел в 1841 году архитектор Александр Павлович Брюллов, старший брат Карла (II: 336). В сентябре 1844 года, одновременно с отказом принять в дар предполагаемого Тициана, последовал и официальный отказ в ходатайстве о пенсии, по причине того, что Кипренский был человеком, «не несшим никакой государственной службы» (II: 344)[702]. Наконец, согласно последним относящимся к этому вопросу документам Академии, никак, впрочем, вдовой не подтвержденным, ей были переданы довольно скудные средства, вырученные от трех распродаж имущества Кипренского, прошедших в 1845 году и принесших Мариучче около семидесяти римских скудо (II: 359–360).

После смерти Кипренского Мариучча получила в наследство кроме всего прочего еще и «Портрет графини М. А. Потоцкой с мандолиной в руках, сестры ее графини С. А. Шуваловой и эфиопянки». В начале мая 1837 года полотно находилось у архитектора Н. Еф. Ефимова[703], после чего – когда именно, точно неизвестно – оно было отправлено в Россию[704]. Хотя его оплата не документирована, тот факт, что впоследствии картина находилась во владении графов Потоцких в Немирове, свидетельствует, что в конце концов оно было оплачено в соответствии с той суммой, которую в свое время назначил художник[705]; из этих денег Мариучча уполномочила Академию выплатить небольшую сумму (семьсот пять рублей) Анне Адамовне Швальбе, сестре покойного мужа (II: 318). Итак, начиная с конца 1836 года в течение десятилетия вдова получила из России – в форме единовременных выплат от посольства и выручки от разных продаж имущества художника – около трех тысяч римских скудо.

Теперь перейдем к рождению Клотильде Кипренской. Вплоть до настоящего времени имя посмертной дочери художника, как считалось, не было названо ни в одной из регистрационных книг крещений римских приходов, но более тщательный розыск позволил найти соответствующую запись, датированную 6 мая 1837 года: