Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836)

Прием в приют делле Периколанти, число воспитанниц которого колебалось в пределах 50 человек, осуществлялся по официальному запросу и предполагал ежемесячные взносы в уплату за полный пансион. Кроме того, девочки должны были сами обеспечивать себя предметами повседневного обихода: бельем, одеждой, кухонной утварью, необходимой мебелью[286]. Они занимались производством шелка в принадлежащей приюту мануфактуре; и действительно, в списке воспитанниц, обнаруженном нами в Апостолическом архиве Ватикана и составленном предположительно около 1826 года, мы нашли имя «Мария Фалькетти», с указанием возраста («15 лет»): в графе «Ремесло, коим занимается» записано «швея», а в графе «Степень мастерства в избранном ремесле» стоит «искусна». Для всех работающих в мануфактуре девочек в графе «Ежедневно употребляемые на работу часы» записано: «зимою 8 часов, летом 10». И далее уточняется, что четыре пятых дохода, получаемого от продажи шелка, удерживает на свои нужды сам приют, а одна пятая предназначена для вознаграждения воспитанниц[287].

Здесь необходимо сделать маленькое отступление. Как это уже отмечено И. Н. Бочаровым и Ю. П. Глушаковой, впервые отыскавшими имя Мариуччи в подушных списках прихода Санта-Доротея ин Трастевере, к которому принадлежал приют делле Периколанти, не вызывает никаких сомнений идентификация «Марии Фалькетти римлянки», зарегистрированной в этих списках в 1822–1827 годах, с «Марией Фалькуччи из Тризунго», которая появляется с 1828 года[288]. И хотя между первой и второй существует разница в возрасте в один год (15 лет в 1827‐м становятся 17 годами в 1828‐м), необходимо отметить, что Мария Фалькетти впервые зарегистрирована в подушных списках именно в 1822 году, а начиная с 1828‐го из них исчезает. И кроме того, в 1822‐м имя Марии Фалькетти находится в самом конце списка – поскольку она только что поступила в приют, – и далее это имя год за годом поднимается соответственно прибавлению возраста девочки и увеличению времени, проведенного ею в приюте; имя же Марии Фалькуччи при первом появлении в списках в 1828 году стоит на том самом месте, на котором можно было бы ожидать найти имя ее «однофамилицы».

Несоответствию имен было найдено возможное объяснение: оно якобы стало результатом желания скрыть факт помещения Мариуччи в приют; на наш взгляд, это не очень удачная попытка, поскольку сохранение имени и переделка фамилии Фалькуччи в Фалькетти является слишком простодушной уловкой. С другой стороны, сам Кипренский в письмах к Гальбергу в двух случаях ошибочно писал фамилию своей воспитанницы: в марте – апреле 1827 года он назвал ее «Мария Фальки», а 26 июля этого же года – «М. Фалькони» (I: 163, 166). Возможно, что эта несогласованность не скрывает за собой никаких умышленных козней, но должна быть квалифицирована как обычная и распространенная ошибка.

Но вернемся к главному вопросу: кто принял решение о помещении Анны-Марии Фалькуччи в приют делле Периколанти? Помимо осиротевших и покинутых родителями девочек, по решению ответственных лиц в приют часто определялись девочки из неблагополучных семей, дети недостойных родителей – и это как раз ситуация Мариуччи.

На основании свидетельства Гальберга, а также переписки скульптора с Кипренским считалось, что решение о помещении Мариуччи в приют было принято статс-секретарем кардиналом Эрколе Консальви. Но вообще убежденность в том, что судьбу девочки определил именно статс-секретарь, восходит к содержанию чернового оригинала соответствующего ходатайства Кипренского, воспроизведенного в статье В. В. Толбина, однако мы далеки от мысли воспринимать этот текст как аутентичный. Тем не менее его стоит воспроизвести здесь практически полностью: