Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

26 ноября 1533 года Генри Фицрой и Мэри Говард обменялись свадебными клятвами во время скромной церемонии, состоявшейся в королевской часовне во дворце Хэмптон-корт. Генрих выделил молодоженам великолепный дом на берегу реки недалеко от Уайтхолла, ранее принадлежавший епископу Нориджа. В силу возраста (молодым было всего по четырнадцать лет) они не сразу стали жить вместе. Впрочем, судя по тому, что они и позже не слишком стремились исполнять супружеские обязанности, их брак едва ли можно было назвать браком по любви. Совсем иначе прошли свадебные торжества в Марселе, где герцог Орлеанский взял в жены Екатерину Медичи. По иронии судьбы им тоже было по четырнадцать лет, однако после пышного свадебного пира молодых проводили в роскошную опочивальню, где им ничего не мешало сполна насладиться сексом. Наблюдавший за этим Франциск отметил, что «оба проявили доблесть во время этого поединка»²².

Вопрос с женитьбой Фицроя был решен, и Анна оставила его в покое. Он уже не представлял для нее такой опасности, как раньше. Теперь ее внимание было занято собственной сестрой, овдовевшей Мэри Болейн, которую весной 1534 года пришлось отлучить от двора за то, что она тайно вышла замуж за Уильяма Стаффорда, человека незнатного и небогатого. Стаффорд служил в гарнизоне Кале, а на банкете в честь коронации Анны среди многих других прислуживал за столом. Он был младшим сыном мелкопоместного дворянина из Мидлендса и не имел никакого отношения к покойному Эдварду Стаффорду, 3-му герцогу Бекингемскому.

Анна была в ярости и жестоко критиковала сестру. Протокол запрещал браки с членами королевской семьи без особого разрешения короля, и на нарушителей налагались санкции. Болейны должны были неукоснительно соблюдать это требование королевского протокола, в противном случае положение Анны могло оказаться под угрозой. Более того, с точки зрения Болейнов, всегда смотревших на брак как на возможность повышения социального статуса, это был мезальянс. Генрих был тоже сердит, но, похоже, далеко не так, как его супруга²³.

Мэри решила обратиться за помощью к Кромвелю – в нем она видела единственную надежду для себя и своего мужа. Этот факт позволяет судить о некоем превышении полномочий, которое позволял себе новоиспеченный первый секретарь. Об этом же свидетельствует и замечание Джона Хьюси в письме виконту Лайлу: «Я полагаю, господин секретарь думает, что Вашей Светлости не следует обращаться с просьбой о посредничестве в ваших делах ни к кому, кроме как к нему самому»²⁴.

В известном письме Кромвелю Мэри изливает ему душу. Она признается в том, что им со Стаффордом «не следовало действовать так поспешно и дерзко без ведома короля». Единственным оправданием столь необдуманного поступка, считает она, может служить тот факт, что «он так молод, и любовь победила рассудок». Столь велика была их любовь, что она «скорее пошла бы вместе с ним на паперть просить хлеба, нежели согласилась бы стать без него величайшей королевой христианского мира». Эти слова удивительным образом напоминают пафосное заявление Генриха о том, что он «скорее пойдет по дворам просить милостыню, чем согласится расстаться со своей горячо любимой женой»²⁵.

В письме она жалуется, что не только отец и брат жестоко отвергли ее, но так же поступила с ней и ее сестра, женщина, которая делит с Генрихом постель, как когда-то делила она сама. Ей остается надеяться только на то, что Кромвель вмешается и убедит короля вступиться за нее и ее мужа перед Анной: «…ибо, насколько я вижу, Ее Милость так сильно недовольна нами, что без доброго заступничества короля, если он пожелает сменить гнев на милость, нам никогда не вернуть расположения Ее Милости»²⁶. Ознакомиться с ответом Кромвеля не представляется возможным, поскольку он либо был утерян, либо не существовал вовсе. Но известно, что просьба Мэри так и не была удовлетворена – она была восстановлена в статусе и правах на наследство только после смерти Анны²⁷.

В сентябре 1534 года в Риме скончался папа Климент VII. Это произошло всего через несколько дней после того, как он заказал Микеланджело фреску «Страшный суд» для алтарной стены Сикстинской капеллы. Уже в октябре конклав за один день избрал кардинала Алессандро Фарнезе новым папой, который принял сан под именем Павла III. Это произошло вскоре после того, как он обманным путем заставил Франциска поверить, будто он будет проводить профранцузскую политику. Однако, заняв папский престол, он объявил себя убежденным приверженцем имперской политики, долг которого – сотрудничать с императором Карлом. Трудно представить себе, какое смятение охватило Генриха, когда до него дошли эти новости. Единственное, что утешало английского монарха,– это замешательство, в котором оказался Франциск, когда понял, что ловкий дипломатический маневр, который он предпринял, добившись брака своего второго сына с Екатериной Медичи, грозил обернуться для него компрометирующим мезальянсом²⁸.