– Не прибедняйтесь, Александр Бенедиктович, – улыбнулась великая княгиня, усаживаясь в удобное и величественное кресло, – за такой стол не грех пригласить и самого государя императора. Откровенно говоря, я уже давно отвыкла от светских приемов, и вы, словно русский сказитель, представили мне среди крови и разрухи этой ужасной войны этакую скатерть-самобранку. Для меня это словно глоток свежего альпийского воздуха после смрадного лондонского смога. Спасибо вам, господа офицеры, за прием, оказанный мне, за вашу искреннюю заботу. И потому первый тост я хочу произнести за вас, мои храбрецы-удальцы! Пусть вам всегда сопутствует боевая удача. И еще хочу сказать вам, господа офицеры, – берегите своих солдат, ведь на их плечах лежат все главные тяготы войны. Помните, что их дома тоже ждут родители, сёстры и братья, жёны и любимые. Слава гусарскому полку!
Все встали и, осушив чарки, громогласно прокричали «Ура», вызвав новые струйки земли и песка, просочившиеся с потолка. Но никто не обращал на это внимания. Глаза всех офицеров были сосредоточены на раскрасневшемся и от этого ставшем еще прекрасней лице великой княгини. Стоявшая рядом с ней Лара от смущения смотрела в пол, боясь встретиться с любопытными и в то же время восторженными взглядами кого-то из офицеров, волею долга надолго оторванных от женского общества. Как бы она хотела встретиться здесь со своим любимым, со своим ненаглядным Аристархом, но все это теперь было в прошлом… Он беззастенчиво предал ее любовь ради какой-то деревенской простушки, и пусть теперь та обволакивает его своим волооким взглядом, а для нее Аристарх больше не существует. Лара гордо вскинула свою прелестную головку, сразу же наткнулась на немигающий, ласковый и взволнованный взгляд подполковника Куликовского, устремленный на Ольгу Александровну, и у нее учащенно забилось сердечко. Она все еще любила своего незадачливого поручика и сейчас больше всего на свете хотела, чтобы такой же взор его влюбленных, глубоких, как колодцы, глаз, был обращен на нее и только на нее.
– Следующий тост за государя императора! – провозгласил полковник Столетов.
И вновь под сводами просторного блиндажа прозвучало троекратное «Ура».
– А я хотел бы произнести тост за тех, кто погиб или находится после ранения на излечении, – предложил штаб-ротмистр Фрейман. – Их сегодня с нами нет, но и солдаты и офицеры, сложившие свои головы или получившие ранения «за други своя», достойны того, чтобы мы о них вспомнили. За тех, кого с нами нет!
Офицеры молча осушили свои чарки и завели невеселый разговор, вспоминая подвиги своих погибших и раненных в боях однополчан.
– Эх, как жаль, что вместе с нами сегодня нет моего друга, поручика Баташова, – с сожалением промолвил Фрейман, пытливо взглянув на Лару. – Вот бы он обрадовался нашим сегодняшним гостьям.
– Ради бога, не говорите мне больше об Аристархе, – с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться, промолвила Лара.
– Отчего же, сударыня? – удивленно воскликнул штаб-ротмистр. – Ведь благодаря его геройству наш полк не был окружен и с честью, с наименьшими потерями вышел из приготовленной австрийцами западни. Поэтому за поручика Баташова грех не выпить.
При этих словах Лара горестно всхлипнула и, обернувшись к Ольге Александровне, которая внимательно прислушивалась к их разговору, доверчиво уткнулась ей в плечо.
– Потерпи, голубушка моя, – ласково промолвила великая княгиня, – скоро, очень скоро мы возвратимся в госпиталь, и там, за делами да заботами, вы напрочь забудете о своем неверном женихе.
– Что же Аристарх такого совершил, что вы хотите поскорее его забыть? – удивился Фрейман. – Насколько я знаю, он до сих пор находится в тяжелом состоянии, – добавил он, окинув проницательным взглядом явно смущенную девушку.
– Юную деву так просто обидеть, – неопределенно ответила за Лару Ольга Александровна и, обернувшись к полковнику, что-то шепнула ему на ухо.
По знаку полкового командира в землянку стройным шагом вошли песенники. То были и рядовые гусары, и усачи унтер-офицеры, и два-три новобранца, еще не успевшие отличиться на передовой, но уже заслужившие уважение у ветеранов своими ладными голосами так, что их сразу же допустили пред светлые очи великой княгини. Грянула полковая песня: