Охотник

Мне неприятен небрежный тон, которым он это произносит. Такое впечатление, что он часто проигрывал в голове этот сценарий.

Сивер снова ставит черепа в ряд, их пустые глазницы осуждающе таращатся на нас. Указывая на каждый по очереди, он рассказывает их историю.

— Вот этого убили шесть тысяч лет назад на территории современной Венгрии. Этого три тысячи лет назад в Китае. Этот умер тысячу лет назад в Вайоминге. Этот череп мне прислали пять лет назад в рамках проекта «Геноцид», он из массового захоронения в Дарфуре. Последний был найден в лесу Колорадо двадцать лет назад. Непонятно, кем они были и почему были убиты.

— Жестокость… — бормочу я.

— Нет, доктор Крей, — качает головой Сивер. — В этом-то все дело: это далеко не самые дикие убийства, с которыми я сталкивался. Этих убили вполне гуманно — быстро и хладнокровно. У меня есть и другие черепа и кости — с рублеными и колотыми ранами, нанесенными через длительное время после смерти жертвы. Или, скажем, ключицы со следами зубов: это был не каннибализм, кто-то пытался загрызть жертву до смерти, когда она уже не могла сопротивляться. Я бы мог показать вам такие места убийств, где стало бы плохо самому злобному начальнику нацистского концлагеря. — Он указывает на черепа. — Это просто мертвецы. Вас же интересует убийство.

— В чем разница?

— Мертвец — это решенная проблема. Убийство совершается из желания убить. Вы разводитесь с женой, потому что не любите ее. А убиваете ее из ненависти.

Человек, убивший Джунипер, несомненно, получил от этого большое удовольствие. Он мог задушить ее или перерезать ей горло, но нет, его целью был сам акт убийства. Это логика возвращает меня к мысли о методе.

— Вы когда-нибудь слышали об убийствах, выдаваемых за нападения диких зверей?

— Это когда труп маскируют под жертву зверя?

— Нет, когда убивают как зверь.

— Практически всем преднамеренным убийствам на войне присущ некоторый звериный символизм: у военных отрядов часто бывают талисманы с животными, когти и клыки зверей носят как обереги. Доисторический человек надевал на себя шкуру другого хищника, чтобы получить его силу.

— А как насчет самого акта убийства? Бывали ли случаи, когда убийца сознательно заимствует у зверя сам метод убийства?

— Это уже посложнее. До переселения в саванну мы были всеядными и легко приспосабливались и ели существ только значительно меньше нас. Нам пришлось изобрести копья и метательные снаряды, потому что наши зубы и ногти не были приспособлены к охоте. Мимикрия — малоэффективный способ убийства, за немногими исключениями.

— Что это за исключения?

— Некоторые виды оружия, имитирующие способ охоты животных.

— Какие именно?

— Идемте.

Глава 51 Зубы акулы

Сивер ведет меня в другой угол подвала и снимает пыльную картонную коробку с высокой полки. Сняв крышку, он достает плоскую дубинку, утыканную по краям белыми зубьями, как цепь бензопилы.

— Такие штуки делали на Гавайях, там они называются «лейомано», местные используют зубы тигровой акулы. Похоже на дубинки «макуауитль» из Центральной Америки. Этот лейомано нашли в кургане в Иллинойсе, зубы тут от большой белой акулы. Строители кургана, очевидно, вели торговлю на значительном расстоянии от дома, иначе откуда у них эти зубы?

Он протягивает мне дубинку — кончики зубов все еще острые. Не хотелось бы ощутить их на своем теле.

— Забавно, что некоторые антропологи считают это более гуманным оружием, чем меч; доказательством того, что их обладатели были добрее, чем мы думаем. На самом деле такое оружие свидетельствует об отсутствии у людей железа или бронзы. Получивший удар таким оружием умирал от инфекции и сотни рваных ран, которые не зашить так же легко, как одну большую.

Я отдаю ему дубинку.

— Но вряд ли пострадавшего приняли бы за жертву акулы.

— Вряд ли. Для гавайцев это скорее символическое оружие, вам нужно что-то более практичное? — Он убирает дубинку в коробку. — Пойдемте к другому шкафу.

Сивер достает из ящика зазубренный нож.

— Это «керамбит». Сделан по подобию когтя. Вы можете найти современные версии в большинстве магазинов холодного оружия.

Он роется в другом ящике и достает металлическую ручку с острыми гвоздями.

— Это «чжуа», когтистый посох, использовавшийся, чтобы стаскивать всадников с лошадей и вырывать щиты.

Я рассматриваю крючки на конце. Это уже ближе, но не они оставляли глубокие борозды на телах жертв. Мы переходим в другое помещение, где он перебирает коробки, пока не находит нужную.

— Слыхали про багх накх — «коготь тигра»? Эта из Индии, но имеются вариации и в других культурах. В девятнадцатом веке раджи заставляли людей драться на таких штуках друг с другом, пока кожа не слезала. — Он разматывает тряпку и достает кастет с четырьмя торчащими длинными лезвиями.

Я не верю своим глазам. Хотя я представлял, каким могло быть оружие, я не предполагал, что это что-то известное.

— Берите! — Он протягивает железяку мне. — Девушкам-индуисткам давали их для самозащиты во время массовых беспорядков в Калькутте, в сороковых годах двадцатого века.