Охотники за костями. Том 2

В подгорных пещерах на побережье внутреннего моря, в пещерах, где росли сапфировые цветы, изяществом не уступавшие розам и давшие имя королевству, морю и горам. Синероза – именно ей посвящена последняя, самая пронзительная сцена, та, что ближе всего к трону, та, что трогает моё сердце сильнее всего.

И теперь народ его, числом всего несколько тысяч, вновь скрывался в этих глубоких пещерах – от тирании эдуров, что расползалась по всему Летэру, подобно безумию. Безумие, что поглотило и меня самого.

Хиротская бирема разрезала тяжёлые, бьющие в борт волны холодного северного моря, именуемого местными Кокакалем, и Альрада обеими руками цеплялся за планширь всякий раз, когда ветер швырял ему в лицо пригоршни ледяных брызг и пены. Кажется, какое-то божество изрядно гневалось на него, и Альрада не сомневался, что ярость эта заслужена.

Он был потомком многих поколений шпионов, обитавших среди тисте эдур, безнаказанно процветавших в хаосе нескончаемых межплеменных усобиц. После Ханнана Мосага этому, понятное дело, настал конец, однако к тому времени Смотрящие – Альрада Ан и многие, подобные ему, давно уже были на местах, и кровь их нераздельно смешалась с эдурской.

Белила для кожи, тайные знаки, ведомые лишь анди, умелые манипуляции с тем, чтобы на любых важных сборищах всегда присутствовал соглядатай – такова была жизнь Альрады Ана, и если бы племена не покинули северных раздолий, жизнь эту можно было бы назвать… терпимой, по крайней мере до того дня, пока он не отправился бы на охоту, с которой не возвращаются, оставил бы приёмное племя скорбеть, – а сам пересёк ледяную пустошь и после нескончаемого пути на юг добрался бы наконец до Синерозы. Домой.

Увы, всё пошло не так. Убежище было повержено, и хорошо хоть осаждавшие понятия не имели о катакомбах под их ногами. Но враги захватили власть и правили теперь, предаваясь разврату и бесчинствам, как это свойственно любым элитам, наделённым безграничной властью. От императора дурная кровь течёт всё ниже и ниже… Ни один из летэрийских правителей не падал так низко, как Рулад и его эдурская «знать». Молись, чтобы это закончилось. Молись, чтобы в будущем летэрийские историки описывали эту эпоху как Век Ужаса – в назидание потомкам.

Он не верил. Ни единому слову молитвы, которую повторял в своих мыслях десятки тысяч раз. Мы видели, что за путь избрал для себя Рулад. Мы это узрели, когда император отправил собственного брата в изгнание – боги, я сам был там, в Зарождении. Я был одним из «братьев» Рулада – его новой семьи прихвостней и подхалимов. Да простит меня Чернокрылый владыка, я видел, как был сломлен единственный из эдуров, кого я уважал, кем восхищался. И я не просто смотрел. Я влил свой голос в ритуальное острижение Трулла. И в чём же был повинен Трулл? Да ни в чём – он лишь сделал последнюю отчаянную попытку вернуть Рулада домой. О, во имя Тёмной матери… но Альрада Ан не осмелился, ни единого раза, даже в самом начале, когда Трулл ещё упрямо пытался повернуть течение вспять – он не подал ни единого знака, ни сказал ни слова ободрения, в которых Трулл так нуждался и которыми бы так дорожил. Я струсил. Дух мой сторонился риска, и не было пути назад.

После того, как Рулад заполучил летэрский венец, Альрада во главе отряда арапаев выехал из Летэраса в поисках предателя – брата императора по прозванию Страх и его раба Удинаса. Никаких следов обнаружить не удалось, и Альрада торжествовал в душе. Но ярость Рулада оказалась безбрежна и едва не обернулась массовыми казнями. Среди первых жертв несомненно оказался бы Альрада со своими следопытами, однако Руладу пришлось сдержаться, он слишком нуждался в воинах тисте эдур после того, что осталось от Ханнана Мосага, – и не только, чтобы управлять захваченной империей, но и для новых, куда более продолжительных походов.

Например, такого похода, как этот. Знай он заранее, что принесут эти путешествия, Альрада выбрал бы казнь, благо, Рулад не скупился на кровавые церемонии на заре своего правления в Летэрасе.