Охотников. Нулевой потенциал

— Ох, и дурной ты, Матвей Палыч. Грудь оголи. Мне на коже чертить придётся. Иглой.

Я напрягся, но, вспомнив, что Дуняша клятву сегодня принесла и навредить не может, скинул сюртук и стянул через голову рубаху.

Дуня сняла с платья большую булавку и приблизилась вплотную. Глаза её снова затянуло чернотой, спрятав озорную радужку.

— Я сейчас ворожить стану, заговор плести, а ты стой ровно, соколик. И тихо. Не кричи.

Я дёрнул уголком губ. Ну, уж иголку я как-нибудь потерплю.

Но Дуня затянула речитатив еле слышным шёпотом, и остриё иглы коснулось груди, словно раскалённое клеймо. Я сжал кулаки, сдерживая рвущуюся горлом боль. Кожу словно раздирало на части. Жгло до самых костей. Но за остриём, размашисто вычерчивавшим линии на груди, не оставалось не только капли крови, но и белёсого следа.

Через пару минут у меня стали подрагивать колени. Силы покидали тело, истязаемое болью. После тяжкого боя держаться оказалось непросто. Дуня, не обращая внимания на мои страдания, сосредоточенно пришёптывала.

Ещё две минуты спустя, я понял, что не выдержу. Либо закричу, либо рухну. Но игла коснулась кожи последний раз, сердце пронзило острой спицей, и ощущения схлынули, будто их и не было. Ноги перестали дрожать, и я разжал кулаки.

— Что это… — связки выдали невнятный сип, и я прокашлялся. — Что это было?!

— Заговор подмены, — устало ответила Дуняша. По лбу её катились блестящие капли пота, задерживаясь на бровях. Она и сама едва на ногах держалась, и я привлёк её к себе.

— Откуда знаешь?

— ЛяльСтепанна научила.

Ох и интересная баба эта Евлалия Охотникова! И смутьянов в Москве успокоить может, и охранки плести, и заговоры вот… Жаль, что матушка Матвейкина умерла до того, как я занял его тело. Мы бы подружились.

Ну, или перебили бы друг друга, к ведьминым тварям.

— Как пользоваться?

— Ладонь к метке приложи, граф, силы влей, малость самую, только кожу тронуть. Подмена снята. А ежели силу, наоборот, из груди потянуть, ты снова невидим для магов. Да только снимать тебе ворожбу не надобно.

— А биться я как стану? — бережно усадив Дуняшу прямо в сено, уточнил я.

— Так и станешь. Метка тебя только от чужих глаз прячет. Сам всё будешь чувствовать. И магию сможешь пользовать.

Ого! Вот это подарочек!

— А магограф обманет?

— Не знаю, — пожала плечами Дуняша, откинувшись на спину. Даже подол поправлять не стала. И он, задравшись, обнажил аппетитную полную коленку. Но сил у нас обоих даже просто полежать рядом не было. — Арку нашу обманывает, но она простецкая. ПалЛяксаныч для своих нужд делал. Она ж не только магов меряет. И артефакты, и тварей.

Я всё-таки присел. Сено пахло одуряюще. Мучительно хотелось рухнуть рядом с Дуняшей, вдохнуть аромат волос, смешанный с пряным травянистым запахом, и заснуть. Но я боялся, что продрыхну до обеда, а АнМихална столько не проскрипит.

— Гришке сделаешь такую?

— Сделаю, граф. Но у нас магия разная. Ему больнее будет. Главное, чтобы выдержал. Прерывать нельзя. И сбиваться тоже. Навредить могу.

— А раньше мне почему не сделала?

Дуня повернула ко мне голову. Глаза, глубоко запавшие, но уже обычные, без черноты, смотрели с нежностью.

— А я не могла. Связь нужна была. Я думала, понесу от тебя, и тогда ужо сделаю.

Я сглотнул.

— И… понесла?..

— Нет, граф, — печально покачала головой Дуня. — Клятву я тебе дала. Связь появилась. И Гришка под твоей клятвой. Его теперь тоже могу заговорить. А о ребёнке тебя по-прежнему молю, Матвей Палыч. Не печалься, отбивать у барыни тебя не стану.

Я фыркнул и откинулся назад. Тело намекало, что, в общем, если излишне не активничать…

К АнМихалне я вернулся один. Дуняша, уже взбодрившаяся, натянула платье и отправилась спать в избу Кузнецовых.

Аннушка лежала на кровати, в рубахе и брюках. Мундир оказался аккуратно развешен на кресле, сапоги стояли рядом.

— Ты не торопился.

— Обряд, — отмахнулся я. — Заговор. Сложная штука.

— Ну, уж не сложнее известных телодвижений?

Я опустился рядом, осторожно убрал с её лица волосы и улыбнулся.

— Ты ревнуешь, Ань?

Она отвела взгляд и пробормотала в потолок:

— А ежели и так, Матвей Палыч, что делать станете?

Я, чувствуя себя преступником, грустно улыбнулся.

— Извиняться, видимо…

Аннушка резко обернулась, ища в моём лице подтверждение догадки. Но я с признаниями не спешил.

— …что дал повод.

АнМихална всматривалась в меня целую минуту, пока, наконец, не спросила глухо:

— Ты сам-то понял, что сказал, Матюх?

— Ага.

Глаза её лихорадочно заблестели. Она подняла руку. Опустила. А потом всё же погладила меня по плечу.

— Мне бы ополоснуться, Анна Михайловна. После боя весь в поту и грязи, — уклончиво сообщил я, поднявшись и направившись в сторону уборной.

— Что, магию восполнить надо?

В вопросе собралось столько горечи, что хоть водку закусывай.

— Твои люди дом в кольцо взяли, — спокойно сообщил я. — Спустись, отправь их восвояси. Или отошли, или пусть на ночёвку встают. Мои слуги разместят. Выглядишь ты сейчас… как надо.

— А потом? — так же горько уточнила Аннушка.

— А потом поднимайся сюда. И давай просто выспимся. Говорить утром будем.