Око Марены

— А ты что же хотел — все это мирным путем осуществить? — в свою очередь искренне удивился Вячеслав. — И ты, наивный, считал, что князья тебе власть подадут на блюдечке с голубой каемочкой? Добровольно откажутся от своих привилегий?

— И что делать? Идти силой забирать?

— А власть иначе никто и никогда не брал. Ну-ка поскреби в мозгах, пораскинь умишком, — предложил Вячеслав и тут же замахал руками на впавшего было в раздумья князя. — Да брось, брось. Не мучайся. Убежден, что если месячишко в такой позе просидишь, то что-нибудь и припомнишь — спорить не берусь. Однако, как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, исключения лишь подтверждают общее правило.

— Это не твоя мамочка говорила, — хмуро поправил его Константин. — Это впервые… сказал…

— Оставь в покое свои энциклопедические познания, — перебил его нетерпеливо Вячеслав. — Пусть она это лишь цитировала — не суть важно. Главное — мудро и правильно. А вы сейчас, княже, — он перешел на еврейский акцент, — размазываете белую кашу по чистому столу. Вспомните пламенного революционера Льва Давыдовича[109]. Уж он бы не растерялся. Тем более что сейчас задача намного легче, чем в двадцатом веке, ибо в нынешних городах почта, телеграф и телефон отсутствуют напрочь. Остаются только князья и бояре, а из всех общественных зданий — их терема. Но мои спецназовцы завсегда готовы и никакими трудностями их не запугаешь, ежели оно, конечно, во имя светлого будущего и процветания всего прогрессивного человечества, — на едином дыхании выпалил Вячеслав концовку своей речи и умолк, выжидающе поглядывая на князя.

— А тебе не кажется, что лозунг «Железной рукой загоним все человечество в счастье» уже прошел испытание на практике и себя не оправдал? — возразил Константин.

— А ты не железной, не рукой, не человечество и не в счастье, — предложил воевода. — Смотри, что выйдет в результате, — он начал загибать пальцы. — Земля — крестьянам. Это раз. Фабрики, виноват, мастерские и кузни — рабочим. Это два. Штык в землю, пока татары не придут. Это три. А главное — действовать по принципу: мир хижинам, война дворцам. Поясняю суть. Ты тихо-мирно, не трогая ни деревень, ни городское население, берешь с моими людьми княжеские терема, после чего объявляешь народу, которому по барабану, кому платить налоги, что теперь ты — их князь. Судить обязуешься по совести, налоги брать божеские, старых бояр в шею, а новых ставить не будешь. Во как здорово!

— И что будет дальше? — невесело улыбнулся Константин.

— А дальше тоже все очень просто. — Вячеслав притворно всхлипнул и смахнул несуществующую слезу. — Дальше благодарные до невозможности горожане на руках понесут тебя с площади, напевая на ходу: «Боже, царя храни. Царствуй на славу, на славу нам, на страх врагам».

— Переврал, — возразил Константин, пояснив: — Текст исказил.

— Зато смысл правильный, а это главное, — ничуть не смутился воевода.

— Да и не бывать такому никогда, — продолжил князь задумчиво. — Народ взвоет, печалясь о невинно убиенных Всеволодовичах. Или ты их убивать не станешь?

— Я солдат, а не палач, — посерьезнел Вячеслав. — Но либо придется завалить их, да еще и сотню-полторы из числа наиболее преданных им бояр и дружинников, либо вести бесконечные сражения, которые окончательно обескровят Русь. После чего Мамай нас возьмет голыми руками и, что характерно, своей пятой колонне, то бишь тебе, даже спасибо не скажет, хотя трудился ты для него на совесть.

— Во-первых, Батый, а не Мамай, — поправил Константин.

— Плевать, — отмахнулся Вячеслав. — Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, неважно — толстая змея или тонкая. Все равно укусит. Разве в имени дело?

— А во-вторых, у меня относительно князей еще один вопрос имеется. Ты… — Константин пристально посмотрел на своего друга воеводу, — детей ихних тоже под нож пускать собираешься, по примеру Ленина со Свердловым, или все-таки в живых их оставишь по доброте душевной?

— Зачем ты так? — посуровел Вячеслав. — Еще раз повторяю — я вояка, а не палач.

— Стало быть, оставишь, — сделал вывод Константин. — Тогда все жертвы напрасны. Народ их будет в князья ставить, а если, — он повысил голос, перебив открывшего было рот для очередного возражения Вячеслава, — мы их просто выгоним из пределов княжества, то считай, что гражданская война продолжится, но только масштабы ее будут не в пример представительнее. Вся Русь, включая Новгород с Псковом, тут же против наглого узурпатора, то есть меня, ополчится.

— Они что, такие все совестливые и справедливые? — усомнился в правоте княжеских слов Вячеслав. — Что-то я в этом сомневаюсь, и весьма сильно.