Око мира

-- А кто они? -- спросил Рэнд. Чужаки, помимо купцов, ежегодно скупавших табак и шерсть, да разъезжих лавочников, никогда или почти никогда не приезжали

в Двуречье. Да и то большинство купцов и лавочников приезжали каждый год в течение стольких лет, что и чужими-то не считались, просто нездешними. С последнего

раза, когда в Эмондовом Поле появлялся настоящий чужак, прошло уже добрых пять лет. Тот чужак убежал от каких-то непонятных неприятностей, преследовавших

его в Баэрлоне. Он долго не задержался. -- Что им нужно?

-- Что им нужно? -- воскликнул Мат, -- А мне-то какое дело, что им нужно! Приезжие, Рэнд, незнакомцы, да такие, что нам и не снились. Подумай только!

Рэнд открыл было рот, но закрыл его, ничего не сказав. Из-за всадника в черном плаще он чувствовал себя, словно кот на псарне. Слишком странное совпадение

-- одновременно трое чужих в деревне. Трое, если меняющий цвета плащ того мужика никогда не менял цвет на черный.

-- Ее зовут Морайна, -- встрял Эвин, -- Я слышал, как он это сказал. Он ее назвал Морайна. Леди Морайна. А его зовут Лан. Может, Мудрице она и не нравится,

а мне нравится.

-- А почему ты решил, что Найниве она не понравилась? -- спросил Рэнд.

-- Она спросила Мудрицу, как проехать к трактиру, -- сказал Эвин, -- и назвала ее «дитя мое».

Рэнд с Матом одновременно присвистнули, и Эвин заторопился с объяснениями.

-- Леди Морайна не знала, что она Мудрица. А когда узнала, извинилась. Правда-правда. И стала ее расспрашивать про травы, и кто есть кто в Эмондовом Поле.

Вежливо, как любая здешняя тетка. Повежливее даже некоторых. Она все время расспрашивает, сколько людям лет, да сколько кто где живет, да я не знаю что

еще. Ну а Найнива ей стала отвечать с таким видом, будто съела что-то неспелое. А потом, когда леди Морайна ушла, она ей вслед зыркнула, будто... в общем,

нехорошо зыркнула.

-- И все? -- удивился Рэнд. -- У Найнивы такой нрав, сам знаешь. Когда Сенн Бью назвал ее ребенком, она его палкой по голове огрела, а ведь он на Совете

сидит, да вдобавок ей в дедушки годится. Она вспыхивает по любому поводу, и остывает через два шага.

-- Мне и этого хватает, -- проворчал Эвин.

-- А мне все равно, кого там Найнива огрела, -- усмехнулся Мат, -- лишь бы не меня. Завтра будет самая лучшая Масленица. Скоморох, дама -- что еще кому

нужно? И фейерверк-то ни к чему.

-- Скоморох? -- голос Эвина перешел на писк.

-- Пошли, Рэнд, -- продолжил Мат, не обратив на мальчишку никакого внимания. -- Мы тут уже все сделали. Ты должен посмотреть на этого типа.

Он решительно направился вверх по ступеням, а Эвин карабкался за ним, зовя:

-- Мат, а правда скоморох будет? Мат, это не как псы-призраки, а? Или лягушки?

Рэнд задержался, чтобы потушить лампу, а затем поспешил за ними.

Тем временем в общей зале к остальным присоединились Рован Хурн и Самел Крау, так что теперь весь Деревенский Совет был в сборе. Говорил Бран аль'Вир,

понизив свой обычно гулкий голос так, что за пределы круга тесно сдвинутых кресел доносился только невнятное бормотание. Староста подчеркивал важность

своих слов, постукивая по ладони толстым указательным пальцем, смотря на каждого из мужчин по очереди. Все они кивали, соглашаясь с тем, что он говорил,

хотя Сенн кивал с явной неохотой.

То, как тесно собрались мужчины, лучше любой вывески заявляло о том, что говорят они о делах Совета, и, на сей момент, только Совета. Никто из них не одобрил

бы, если бы Рэнд подошел послушать. Заключив так, он с сожалением отошел. Оставался еще скоморох. И эти чужаки.

Ни Белы, ни телеги снаружи уже не было -- их забрали Хью или Тэд, трактирные конюхи. Мат и Эвин стояли друг напротив друга, неподалеку от двери трактира.

Их плащи трепал ветер.

-- В последний раз тебе говорю, -- рявкнул Мат, -- я тебя не дурачу. Есть скоморох. Иди отсюда. Рэнд, скажи этой войлочной башке, что я говорю правду,

может, тогда он отстанет.

Запахивая поплотнее плащ, Рэнд шагнул вперед, чтобы поддержать Мата, но слова замерли на языке, когда он почувствовал, что на его затылке шевелятся волосы.

За ним опять кто-то следил. Далеко не такое сильное ощущение, как со всадником, но тоже неприятное, тем более сразу после той встречи.

Быстро оглядев Поляну, ничего прежде не виденного он не обнаружил: дети играют, да люди готовятся к Празднеству, и никто даже не смотрит в его сторону.

Весенний Шест стоял в одиночестве, дожидаясь Празднества. Гомон и детский визг доносились с соседних улиц. Все как всегда, как и должно быть. Кроме того,

что за ним следят.

Тогда что-то подтолкнуло его повернуться и поднять глаза. На кромке черепичной крыши трактира сидел, чуть пошатываясь от порывов ветра, крупный ворон.

Его голова была склонена набок, и черный, бусиной, глаз смотрел... на меня, подумал Рэнд. Он сглотнул и вдруг почувствовал злость, жгучую и пронизывающую.

-- Грязный пожиратель падали, -- пробормотал он.

-- Надоело мне, что на меня пялятся, -- проворчал Мат, и Рэнд обнаружил, что его друг стоял рядом с ним, хмуро глядя на ворона.

Переглянувшись, они одновременно потянулись за камнями.