Два снаряда устремились к цели... и ворон отступил в сторону; камни просвистели над тем местом, где он только что сидел. Всхлопнув крыльями, он снова склонил
голову, уставившись на них черным мертвым глазом, как ни в чем не бывало.
Рэнд воззрился на птицу озадаченно.
-- Ты когда-нибудь видел, чтобы ворон... вот так вот? -- тихо спросил он.
Мат покачал головой, не сводя с ворона глаз.
-- Никогда. Ни ворон, ни какая другая птица.
-- Дурная птица, -- прозвучал позади них женский голос, мелодичный, несмотря на нотку отвращения, -- и в лучшие времена нельзя доверять ей.
С пронзительным криком ворон взлетел, так резко, что два черных пера плавно слетели с крыши на землю.
Ошеломленные, Рэнд и Мат повернули головы, чтобы проследить за полетом ворона. Тот стремительно пролетел над Поляной к Туманным Горам, видневшимся высоко
за Западнолесьем, превратился в точку и исчез из виду.
Взгляд Рэнда упал на говорившую женщину. Она тоже следила за полетом ворона, но теперь повернулась назад, и глаза Рэнда встретились с ее глазами. Он молча
уставился. Это, должно быть, была леди Морайна, и она была все, что рассказывали о ней Мат и Эвин, все это и больше.
Когда он услышал, что она назвала Найниву «дитя мое», он представил ее себе старой, но старой она не была. Он не мог представить, сколько ей лет. Сначала
Рэнд подумал, что она такая же молодая, как Найнива, но чем дольше смотрел на нее, тем яснее понимал, что она должна быть старше. В ее больших, темных
глазах была некая зрелость, намек на знание, которого нельзя набраться, оставаясь молодым. На мгновение ему почудилось, что эти глаза были двумя глубокими
омутами, готовыми поглотить его. Было ясно, почему и Мат, и Эвин назвали ее дамой из скоморошьей сказки. Она держала себя так грациозно, так величественно,
что он почувствовал себя неловким и косолапым. Ростом она была едва ему по грудь, но сила ее присутствия была такова, что ее рост казался правильным, а
Рэнд почувствовал себя долговязым и неуклюжим.
Никого, подобного ей, Рэнд раньше не видел. Широкий капюшон ее плаща обрамлял лицо и темные, мягко вьющиеся волосы. Рэнд ни разу не видел, чтобы взрослая
женщина носила волосы незаплетенными; каждая девочка в Двуречье нетерпеливо ждала, пока Бабий Кружок ее деревни объявит ее достаточно взрослой, чтобы заплести
косу. Такой же странной была ее одежда. Ее плащ был из небесно-голубого бархата, с листьями, цветами и плющом, вышитыми серебром по краям. Ее синее с кремовыми
прожилками платье мерцало при каждом движении. На шее висело ожерелье из тяжелых золотых звеньев, другая же, тоненькая, золотая цепочка, закрепленная в
волосах, поддерживала на ее лбу маленький сияющий голубой камень. Широкий златотканый кушак опоясывал ее талию, а на среднем пальце левой руки красовалось
золотое кольцо в форме змеи, кусающей самое себя за хвост. Он никогда раньше не видел такого кольца, хотя и узнал Великого Змея, еще более старый символ
вечности, чем Колесо Времени.
Наряднее в десять раз, чем любой, кого я видел, так, кажется, сказал Эвин? Он был прав. Никто никогда так в Двуречье не одевался. Никогда.
-- Доброе утро, сударыня... э... леди Морайна, -- сказал Рэнд. Его лицо горело от стыда за свое косноязычие.
-- Доброе утро, леди Морайна, -- эхом отозвался Мат, немного глаже, но тоже не совсем гладко.
Она улыбнулась, и Рэнд поймал себя на том, что думает, нет ли у нее для него какого-нибудь поручения, чего-нибудь, что дало бы ему повод побыть возле нее.
Он знал, что она улыбалась им всем, но улыбка казалась предназначенной только ему. Все это и впрямь походило на ожившую сказку. На лице Мата была глупая
ухмылка.
-- Вы знаете мое имя, -- сказала она с ноткой восторга в голосе. Как будто о ее пребывании здесь, сколь угодно недолгом, вся деревня не будет говорить
и год спустя! -- Но зовите меня Морайна, а не леди. А как вас зовут?
Эвин выпрыгнул вперед до того, как остальные могли рот раскрыть.
-- Меня зовут Эвин Финнгар, миледи. Я им сказал ваше имя, вот они и знают. Я слышал, как Лан его говорил, только я не подслушивал, правда-правда. У нас
в Эмондовом Поле никогда таких, как вы, не было. А к нам вот еще на Масленицу скоморох приехал. А вы ко мне домой зайдете? У моей мамы сегодня пироги с
яблоками.
-- Нужно будет заглянуть, -- ответила она, кладя руку на плечо Эвина. В ее глазах сверкнула веселая искорка, хотя больше ничем она своего веселья не показала.
-- Не знаю, Эвин, как я выдержу состязание со скоморохом. Но вы все должны звать меня Морайной, -- она ожидающе глянула на Мата с Рэндом.
-- Я Мат Котон, ле... э, Морайна, -- сказал Мат. Он дернулся в неуклюжем поклоне и покраснел, выпрямившись.
Рэнд подумывал, не отколоть ли и ему что-то подобное, на манер героев в сказках, но, имея перед собой пример Мата, просто назвал свое имя. По крайней мере,
при этом он не запнулся.
Морайна перевела взгляд с него на Мата и обратно. Рэнд подумал, что ее улыбка, едва заметный изгиб уголков рта, напоминала улыбку Эгвены, когда у той был
какой-нибудь секрет.