Околдованная

Не женщина. Девочка. Едва ли ей больше шестнадцати, что технически считается возрастом совершеннолетия суперов, но – вы же понимаете. Она выглядит слишком юной для участия в колдовском круге. И она определенно не пьяна, хоть и выглядит таковой.

Неожиданно кожа на ее предплечьях колеблется, и волоски на руках удлиняются – но тут же втягиваются обратно.

Я испуганно вдыхаю.

Она – ликантроп?

Зачем же ее привели в колдовской круг ведьм?

Неправильно, неправильно, неправильно.

Все тут неправильно.

Спутник девочки кладет руку ей на затылок, заставляя опуститься на колени.

На миг страх парализует меня, ужас сковывает конечности.

Что за хрень тут происходит?

Взгляд мой перескакивает с ведьмы на ведьму, но ни одна из них не кажется встревоженной.

Почему, почему они не волнуются?

– Возьмитесь за руки вновь, сестры, – говорит жрица, вступившая в круг вместе с двумя «почетными гостями».

Сердце, подпрыгнув, застревает где-то в горле, когда я стискиваю ладони своих соседок, замыкая круг. Магия сгущается в воздухе.

Наверное, я чего-то недопонимаю. Просто наверняка.

Жрица поднимает руки и вновь произносит на латыни:

– Взываю ко тьме и древним голодным богам, которые будут свидетелями моих деяний.

Она роняет руки, запускает их в складки своего балахона – и достает сверкающий церемониальный кинжал.

А потом заносит его над головой.

Святое дерьмо, кто дал ей нож?

Взгляд мой мечется по кругу. Несколько ведьм раскачиваются, и те глаза, которые я могу различить в темной комнате, выглядят немного остекленевшими, но никто из собравшихся не кажется удивленным или обеспокоенным.

Почему никто больше не волнуется?

Оттянув ворот своего балахона, жрица приставляет клинок к грудине. А потом ведет его вниз. Я вижу, как расходится кожа, слышу, как рвется ткань, а потом первые капли падают на мраморный пол внутри круга, и моя магия чувствует нечто, поднимающееся по венам, будто левиафан из глубин, жаждущий вобрать в себя жидкость, и этот запах, тот самый запах, который преследовал меня, теперь я узнаю его…

Темная магия.

Она пропитывает воздух, клубясь, словно дым.

Жрица прикасается к ране. Омочив пальцы, она приближается к девочке и снимает с нее маску.

– Кровью свяжу, – произносит она по-английски, размазывая свою кровь по лбу девочки. – Костью сломлю. Лишь через смерть наконец отступлю.

Девочка в центре круга скулит, а потом начинает кричать.

Нет.

Вырываю руки из рук сестер, размыкая круг, и объединенная магия со свистом рассеивается, когда я бросаюсь к «гостье».

Не знаю, что я делаю, знаю лишь, что мне следовало остановить все это раньше, когда появился нож, или темная магия, или даже, черт, когда они упомянули о вытягивании тьмы из земли. Вся ситуация в высшей степени хреновая, и никакие деньги не стоят того, что тут происходит, – что бы это ни было.

Отталкиваю жрицу, падаю перед девочкой на колени, смутно осознавая, что жрица вскрикивает, потеряв равновесие, и роняет нож.

Хватаю девочку за руки, трясу. Мне дико страшно за нее.

Особа, которая привела девочку, поворачивается ко мне, и из-под маски раздается чудовищное шипение.

Магия инстинктивно выплескивается, врезается в странную фигуру, отбрасывает ее назад.

Императрица?

Голос Мемнона звучит в моей голове.

Черт. Только не он. Только не сейчас.

– Какого черта ты делаешь, Селена? – вопит подскочившая Кейси.

Я не знаю. Не знаю, что я делаю, и девочка-оборотень, вероятно, уже взрослая и сама согласилась на это, и, может, я все не так поняла, но зрачки ее расширены, и она жалко, по-волчьи, скулит, и я, черт возьми, готова драться с любым, кто встанет сейчас между мной и ей.

– Все в порядке, – шепчу я ей и обнимаю ее за плечи и помогаю подняться на ноги.

Она шатается, наваливаясь на меня, и я чувствую, как она вдыхает мой запах, совсем как Кейн.

Наверное, все волки делают это.

Женщины вокруг нас переминаются и бормочут, и впервые за этот вечер они выглядят обеспокоенными. Кто-то подходит к жрице, помогает ей встать, пытается остановить струящуюся из раны кровь.

– Идем, – тихо шепчу я, подгоняя девочку.

Если я смогу поднять ее по лестнице, привести к себе в общежитие, я смогу оказать ей нормальную помощь.

– Создание, – кричит жрица, – отомсти за меня!

Тот, кто сопровождал оборотня, поднимается. Капюшон упал, обнажив серое лицо, гладкую матовую кожу и абсолютно черные глаза. Существо напоминает человека, но это не человек. В нем, кажется, вообще нет жизненной силы.

На лбу существа, прямо на коже, нацарапано одно-единственное слово на… на…

Арамейском, подсказывает мне разум.

Прочитать это слово я не успеваю, потому что создание бросается на нас.

Ведьмы вокруг визжат.