Октябрь. Память и создание большевистской революции

Иногда местные бюро озвучивали намерения, которые расходились с реальным содержанием публикуемых материалов. Так, в журнале «Крот» была напечатана прокламация РСДРП за 1907 год, в которой утверждалось, что 1905 год показал рабочему классу необходимость единства и организованности и что РСДРП выступала в первых рядах этого движения[548]. Однако воспоминания и статьи в самом журнале свидетельствовали о том, что организация ранней деятельности в регионе не была делом рук партии и что нелегальный гектографированный журнал, издававшийся с 1906 года, был совместным предприятием социалистов-революционеров и социал-демократов[549]. Воспоминания в журнале Тульского бюро на тему «партийные организации в 1905 году» также дают представление о слабых кружках, судьба которых в решающие моменты зависела от действий одного влиятельного лица. Эти группы были слабо связаны с бастующими рабочими тульских заводов и потому в 1905 году не смогли оказать им поддержки и содействия. Местных социал-демократов и социалистов-революционеров часто изображали отстающими от движения рабочих-революционеров, и даже отмечали, как они тщетно пытались удержать стихийные выступления рабочих «в известных рамках» на массовых собраниях[550].

В конце 1923 года представитель Истпарта из Волоколамска (Московская губерния) объяснил, почему так трудно получить сведения о местной партийной организации 1905 года: она состояла всего из одного кружка под руководством Катанского [Матрасевича], и у этого кружка не было никаких связей и даже времени для работы[551]. Бюро в Подолье также сообщило, что до февраля 1917 года в районе вообще не существовало никакой партийной организации[552]. Не улучшали ситуацию и воспоминания о революционном периоде. Некоторые местные бюро жаловались, что после Февральской революции их партийная организация вообще не получала никакой информации из центра[553]. Воспоминания о «Рыбинской организации РСДРП(б) » датировали ее образование не раньше июня 1917 года, а легально – только концом 1917-го. Также отмечалось, что до 1918 года «большевистского влияния не чувствовалось», а меньшевики и эсеры везде были «хозяевами положения» [Рыбинск… 1922:12, 26]. По словам очевидца, присутствовавшего на сходке эсеров незадолго до октября 1917 года, он увидел «пестрое собрание», на котором присутствовали не только социалисты-революционеры; он также вспоминал, что в то время в Рыбинске была популярна большевистская организация, но население города «плохо разбиравшееся в политических партиях, враждебно смотрело на большевиков». И действительно, такое изображение «Октябрьской революции» в регионе создавало впечатление, что большевики пришли к власти только после того, как меньшевики и эсеры потеряли авторитет в глазах рыбинского пролетариата [Рыбинск… 1922: 7-11].

Коммунисты – участники «вечера воспоминаний», организованного 25 октября 1921 года в московском военном госпитале, описывали Октябрь в Ростове как импровизированную и нелепую авантюру. Один из них вспоминал, как в конце октября 1917 года небольшая большевистская организация, к которой он принадлежал, создала в Ростове военно-революционный комитет, узнав о «рабоче-крестьянской революции» в Петрограде, хотя, по его словам, ВРК был в значительной степени изолирован от каких-либо «сведений извне». Его, молодого, неопытного большевика, назначили редактором органа местного Совета, приставив к нему «анархиста по убеждениям и большевика тогда по своим действиям» для обучения «новичка». Он писал приказы, декреты и статьи для газеты, хотя публиковать их было трудно из-за отсутствия большевиков среди наборщиков. Газету распространяли по Ростову красногвардейцы[554]. Воспоминания одного красногвардейца о процессе захвата власти в Ростове не добавляли уверенности в наличии у этой революции какой-либо цели или планирования: