Октябрь. Память и создание большевистской революции

Суть местных образов Октября заключалась не в том, что он наступил лишь через несколько месяцев после захвата власти большевиками в Петрограде, а в том, что он таки наступил. Чаще всего приход Октября в провинцию описывался достаточно прозаично: как переход власти к местному Совету, в котором большевики одержали или одерживали верх. Однако в местных воспоминаниях Октябрь служил условным обозначением более масштабного процесса, символом чего-то гораздо большего, чем простая передача власти. Он был мерилом, по которому концептуально определялось все остальное. Без включения Октября в число определяющих событий захват Ростова атаманом Калединым и его казаками в декабре 1917 года, в результате которого была свергнута просуществовавшая месяц Советская республика на Дону, не мог бы быть описан как «буржуазная контрреволюция», «ненавистная контрреволюция Каледина» или даже осмыслен как часть «белогвардейщины» в более поздних воспоминаниях[542]. Концептуально красные не могли существовать без белых; точно так же без Октября рыбинские коммунисты не смогли бы понять и сформулировать свой прошлый опыт в терминах «советской власти», противопоставленной «буржуазному институту удушения революции». Используя это расплывчатое понятие, авторы воспоминаний могли осудить «Комитет Государственной Думы» марта 1917 года, «буржуазно-либеральный Комитет общественных организаций» середины 1917 года, «желтые профсоюзы» и «Комитеты спасения Родины и революции» после Октября, а также «СР-Учредилка-иллюзии», на которых основывалось Ярославское восстание в июле 1918 года. Словом, без советской власти не может быть буржуазной власти, без «огромного великана – пролетариата» не может быть «мещанского болота» [Рыбинск… 1922: 49, 25, 9, 52, 49, 10, 30].

Образ партии на периферии

Структура Истпарта гарантировала, что любое обсуждение Октябрьской революции включало обсуждение партии большевиков, хотя конкретная структура партии и ее отношение к революции оставались неясными. В 1922 году Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев все еще могло без последствий для себя сообщить центральному Истпарту, что оно намерено подчиниться партии, но желает оставаться формально «внепартийным учреждением». Истпарт обязался привлекать к сотрудничеству всех лиц, независимо от «политического направления», способных предоставить ценные материалы, и решил сосредоточиться на том периоде, когда партия большевиков была лишь «одним течением в одном общем марксистском движении»[543]. В ранних публикациях советского режима акцент на инициативе рабочих резко контрастировал с ролью, приписываемой любым партийным организациям, в том числе и большевикам [Краткий очерк… 1919]. Эти работы, безусловно, противопоставляли стихийный и неподготовленный характер Февральской революции плановой организации Октябрьской, но тем не менее организованная большевистская партия появилась в них только в начале 1917 года [Яковлев 1922][544]. Официальный журнал Истпарта «Пролетарская революция» в 1921 году писал о том, как «небольшая сравнительно группа большевиков, опираясь на настроение масс, на неорганизованность и идеологическую беспочвенность коалиционного правительства, захватила власть в свои руки»[545]. Подобная двойственность прослеживается и в попытках Ольминского создать для Октября и партии последовательную революционную родословную. В 1921 году он указал на «пробел в нашей истории», а именно на то, что в десятилетие с 1885 по 1895 год «не было ни рабочего движения, ни роста элементов для образования пролетарской партии». Собранные для восполнения этого пробела воспоминания свидетельствуют, что рабочая среда «проявляла неизмеримо больше самостоятельности и самодеятельности, чем ей до сих пор приписывалось» [Ольминский 1921: 3, 5].

Неудивительно, что местные бюро Истпарта воспроизводили эту двойственность в своем отношении к местным партийным организациям до и во время Октября. Самарский Истпарт посвятил второй номер своего журнала за 1923 год 25-летнему юбилею «РСДРП, вождя революции», но при этом высоко оценил усилия, которые приложила «рабочая Самара как сплоченное дисциплинированное единение членов РКП, один из наиболее прочных столбов, на коих покоится все здание РКП». И зловеще добавил, что в Самаре осталось очень мало партийных работников, помнящих «самарское прошлое». К этомуже юбилею другие местные бюро Истпарта также неумело «скрестили» РСДРП и РКП(б). Так, саратовское бюро в начале 1923 года отчиталось об успехах в сборе воспоминаний об истории «Саратовской организации РКП (РСДРП) и позаботилось о том, чтобы специальные выпуски местных газет, а также вечера воспоминаний были посвящены празднованию юбилея партии[546]. Даже крупное Московское бюро в 1923 г. отказалось от попыток издать монографию к 30-летию Московской партийной организации, поскольку она была бы слишком «поверхностной», и выпустило вместо нее более скромный сборник[547].