Октябрь. Память и создание большевистской революции

К началу 1923 года бюро Истпарта выпустило около 33 книжек об Октябрьской революции, многие из которых состояли из воспоминаний и рассказов о местном опыте[533]. Эти ранние публикации иллюстрируют момент столкновения устремлений центрального аппарата с локальными трудностями. В 1924 году центральный Истпарт жаловался на ряд уклонений от прямой работы на местах. В частности, Киргизский Истпарт собирался отметить 150-летие пугачевского движения, Киевское бюро готовило выставку, посвященную 110-летию со дня рождения украинского поэта Шевченко, а Дальневосточное бюро выпускало специальный сборник статей, посвященный 100-летию со дня рождения декабристов. «Являются ли все эти юбилеи революционными юбилеями?» – вопрошал Истпарт. Все эти события и фигуры занимают свое место в истории, продолжали работники центрального бюро, но не имеют прямой связи с историей партии и историей пролетарской революции[534]. Однако ни один из этих юбилеев не представлял собой концептуальной угрозы революционному повествованию. Изучение терминов и категорий, а также используемых местными рассказчиками литературных механизмов и нарративных конвенций – все это показывает стремление осмыслить свой местный опыт как часть Октябрьской революции. Сама структура проекта по написанию истории революции предполагала создание связного рассказа, хотя и не могла гарантировать его точных очертаний.

В определенном смысле Октябрьская революция обрела свою наиболее осязаемую и цельную форму в брошюрах и журналах, описывающих местные представления об Октябре. Например, бюро Истпарта в Рыбинске – городе на Волге недалеко от Ярославля – собрало воедино не связанные между собой впечатления рабочих железных дорог, фабрик и заводов в таких разрозненных городах, как Углич, Мышкин и Рыбинск, и придало им символическую целостность как проявлению Октябрьской революции в Рыбинской губернии [Рыбинск… 1922]. Постепенно накапливаемые материалы из Кунгура, Ижевска и Уфы создали картину Октября в Уральском регионе, которая оказалась больше, чем сумма ее частей [Кунгур 1922; Ижевск 1922]. Редакторы журнала «Сибирские огни» стремились «вовлечь распыленные до сих пор силы Сибири в единое творческое дело»[535]. Журналы «Красная быль» и «Революционное прошлое» собрали фрагменты разрозненных воспоминаний и представили их в виде образа самарского и уфимского Октября; то же самое сделали и журналы «Революционное былое», «Пути революции» и «Пролетарская революция на Дону» для Тульской, Казанской и Ростовской областей.

Центральные директивы и инструкции, анкеты и вечера воспоминаний были призваны создать основу для понимания значимости местных событий как составных частей более широкого революционного контекста. Местные революционеры, занятые в этих процессах, проявляли то же стремление к согласованности, что и центральные организации. В своих журналах и газетах они часто дополняли собранные воспоминания перепечатками официальных документов или хрониками событий, составленными бюро для подтверждения достоверности рассказов. Например, редакция местного журнала Кунгурского бюро Пермской губернии «Крот» давала пояснения «с целью установления точного хода событий». Такие приложения, по их мнению, должны были «облегчить т<оварищам> работу над воспоминанием прошлого»[536].

В этих местных журналах Истпарта прошлое стало предреволюционным, а именно хронологией знаковых событий, намечавших путь к Октябрю (а не к Февралю). Революция 1905 года закрепилась как «генеральная репетиция», мировая война – как отсрочка, а февраль 1917 года – как необходимый первый шаг к Октябрю. Всего лишь один из сборников «Пролетарской революции на Дону» был посвящен Октябрьским дням, в то время как остальные – их длинному прологу, начиная с ростовской стачки 1902 года, сыгравшей «огромную роль в истории революционного движения в России»[537]. Самарское бюро Истпарта сообщало читателям «Красной были»: «Вы увидите, как тесно связано пролетарское революционное движение Самарской губернии с общероссийским движением»[538]. Революционная родословная Самары иллюстрировалась таблицей, в которой сравнив алея ход рабочего движения в России и Самаре с 1902 по 1916 год одновременно с развитием социал-демократической партии[539].