Октябрь. Память и создание большевистской революции

Настойчивое стремление центрального Истпарта к созданию единой истории революции и партии после первоначального заигрывания с ее разделением было сдержано острым осознанием плачевного состояния партии в настоящий период. Отчеты Отдела агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) (Агитпропа) о состоянии местных партийных организаций в 1922 году, видимо, усугубляли сомнения членов Истпарта в возможности найти нужные им материалы. Низкая политическая грамотность многих членов партии ослабляла агитацию среди беспартийной массы рабочих и крестьян. Партийные организации Урала (Екатеринбургской, Челябинской, Уфимской, Тюменской и Пермской губерний) – крупного промышленного центра – рисовали катастрофическую картину голода, нищеты, преступности, безработицы и враждебности среди рабочих. Местные партийные организации отличались повальным пьянством, пропуском собраний, местничеством и «отходом от партийных интересов». Даже из крупных местных организаций (например, Екатеринбургской) люди уходили с огромной скоростью из-за материальной нужды, оторванности от высших партийных комитетов, отсутствия партийной литературы и «не уяснения современного курса партии».

По всему региону члены партии переезжали в другие области, не ставя в известность местный комитет, или использовали любые предлоги, чтобы быть вызванными или отозванными в центр.

Участились случаи исключения из партии за «партпреступления», ослабла партийная дисциплина, во многих районах губернские комитеты находились на грани распада. В некоторых регионах члены партии не платили партийные взносы или были вынуждены пренебрегать партийной работой, поскольку от наличия оплачиваемой работы вне партии зависело их выживание. Связи с беспартийным населением часто были слабыми, а местные партийные органы нередко выступали в роли изолированной фракции, ведущей репрессии на основе личных или местных интересов[498]. Слабость партийной идентичности и плохое состояние организации были хроническими проблемами. В разгар кризиса 1921 года Невский уловил растерянность населения: «Да, мы знаем, что было в октябре, – говорили рабочие и крестьяне, – но то было в октябре и тогда были еще большевики и было хорошо, а теперь остались коммунисты и потому теперь, мол, очень плохо». Для некоторых людей в то время слово «коммунист» означало лишь «насилие, и принуждение, и холод, и голод» [Невский 1921: 26, 27].

Когда постановлением ЦК от 2 декабря 1921 года Истпарт был передан из Комиссариата просвещения в ведение ЦК РКП(б), всем существующим местным бюро было предписано перейти в ведение губернских и областных комитетов партии[499]. Местные бюро Истпарта получили прямой приказ подчиниться губернским бюро партии, которые должны были обеспечить их руководством и индивидуальными заданиями[500]. Но вместо того чтобы создать управляемую сеть, как рассчитывал центральный Истпарт, это событие лишь навлекло на бюро многочисленные проблемы, с которыми сталкивались местные партийные организации. Кроме того на местах бюро Истпарта приняли без особого энтузиазма и даже относились с высокомерием к самому проекту. Зачастую местные партийные комитеты просто игнорировали указания центрального аппарата Истпарта о создании бюро в своих регионах или выполняли их лишь формально. Иногда местные организации просто закрывали подчиненные им бюро Истпарта и конфисковывали их ресурсы[501].

Некоторые бюро в первые два года существовали только номинально, другие не имели ни помещений, ни материальной базы. Служащие Истпарта часто были перегружены прочими партийными обязанностями или получали должность в бюро, поскольку были слишком стары или немощны для выполнения другой работы[502]. В некоторых случаях местные бюро были реорганизованы в конце 1922 – начале 1923 года, фактически вместо них были созданы новые бюро[503]. Например, местные бюро жаловались на то, что в Казанском бюро образно называли «свободой действий», – а именно на отсутствие указаний как от губернского комитета партии, так и от центрального Истпарта[504]. Уже в сентябре 1925 года руководитель Оренбургского бюро Марковский говорил о трудностях работы «без положений и указаний, даже без местной ориентации». Через месяц он обратился в центральный Истпарт с просьбой помочь его «молодой организации» наметить путь работы. Он запросил издания (специальные юбилейные номера «Рабочей Москвы»), а также инструкции по организации выставок и других подобных мероприятий. Наконец, ввиду недостаточного опыта тех, кто занимался работой Истпарта, он выразил настоятельную потребность в посещении хотя бы короткого курса по организации такой работы[505].