Очевидно, что поиск связных воспоминаний и легитимных голосов сделал этот проект гораздо более сложным, чем «простая» запись воспоминаний участников или современников (если такой акт вообще можно назвать простым). Сам процесс сбора структурировал форму и содержание. Чаще всего люди формулировали свои воспоминания об Октябре в виде ответов на вопросы в анкетах, составленных центральными или местными органами власти [Тихонова 1964: 99-103; Коровайников 1997]. Форму определял контекст, в котором заполнялись эти анкеты. Они часто раздавались на партийных или государственных собраниях или на специально организованных вечерах воспоминаний, как это было в третью годовщину Октябрьской революции. Помощь в заполнении анкет оказывали партийные работники, обычно командированные из центрального бюро Истпарта. Местные активисты к моменту заполнения анкет иногда уже находились в Москве и Петрограде, переехав туда для занятия той или иной партийной или государственной должности, и, возможно, уже рассматривали свой прежний опыт в провинции с точки зрения Октябрьской революции[487]
.Анкеты, распространенные партией среди своих комитетов по всей России в 1918 году, выявили глубокую неосведомленность партийных руководителей о состоянии собственной организации (они выпытывали мельчайшие подробности о местных бюро и их связях с центральными партийными органами во время и после Октября)[488]
. В то же время эти анкеты создавали нарратив Октября с помощью сложного процесса сбора информации. Вопросы о названии местной партийной организации, численности ее членов (местных или «привлеченных» из других регионов), времени создания, наличии собственной печати, партийной школы или библиотеки, а также о том, действовали ли в том же регионе другие социалистические партии, ставили индивидуальные воспоминания в сильную зависимость от партийной культуры. Вопросы о фамилиях отдельных членов партии, их возрасте, уровне образования, стаже партийной работы, наказаниях, которые они понесли в результате своей партийной деятельности, формировали представление о партии как о деле всей жизни человека. Вопрос о том, направляла ли местная организация делегатов на VII съезд партии в марте 1918 года в Петрограде (и «Если нет, почему нет?») намекал на определенный уровень ответственности[489]. Краткий опросник по основным событиям периода Гражданской войны в деревнях и селах, состоявший из 14 вопросов, указывал, какие события считаются значимыми («беспорядки, восстания, заговоры, бои») и какой момент – переломным (организация «советских учреждений» в деревне)[490].К 1920 году подробнейшие анкеты, составленные Истпартом, предлагали настойчивый сценарий неотвратимого революционного движения
Формульность революционного повествования выражалась с помощью серии хронологических анкет, посвященных поочередно каждому этапу революции. Более того, внутри каждой анкеты хронологическая последовательность передавалась через определенную последовательность вопросов. Пролог к Октябрю рассматривался в чрезвычайно подробной анкете, охватывавшей «первый период», предшествовавший Февральской революции. Вопросы последовательно излагали основные моменты революционного повествования вплоть до февраля 1917 года: война с Японией, расстрел рабочих в Петрограде 9 января 1905 года, октябрьские забастовки, реакция, Ленский расстрел, война. Респондентам было указано, какие местные события можно было считать важными («стачки, столкновения с войсками и полицией, экспроприации, террористические акты»), и предлагалось рассказать, какую роль в этих событиях сыграли они сами и их партийные организации[492]
. Эта история была продолжена в отдельной анкете, посвященной февралю 1917 года, вопросы которой прослеживали основные моменты этого периода (февральские дни, отступление в Галиции, июльские дни, выступление Корнилова). Повествование завершалось наводящей подсказкой: «Приказ о выводе революционных войск из Петрограда. Лозунги. Агитация среди войск и рабочих. План действия и подготовительная работа. Связь с центром. Борьба за власть. Победа»[493].