В анкетах, посвященных Октябрю, вопросы четко определяли, как должен видеть партию и революцию настоящий революционер. Респондентов просили рассказать о своих действиях и действиях товарищей в «решающие моменты» Октябрьских дней, а также описать путь организации «рабоче-крестьянской власти» в своей местности. Их просили высказать свое мнение о других местных организациях, например о профсоюзах, и указать, насколько их мнение отличается от мнения большинства. В анкетах спрашивалось об отношении «крестьянских и рабочих масс» к тем или иным событиям или организациям. Аналогичным образом им предлагали описать «борьбу с эсерами, меньшевиками и другими контрреволюционными партиями». Линии борьбы в новом обществе обретали наиболее четкие контуры в вопросах, касающихся последствий Октября. Предложенные опросы очерчивали социальный сценарий, который не оставлял у респондентов сомнений относительно легитимных и нелегитимных голосов в обществе. Респондентов просили оценить деятельность комитетов бедноты (комбедов) после Октября в отношении «бедняков, середняков и кулаков». Также предлагалось определить, кто из следующих групп участвовал в местных «контрреволюционных» эпизодах: бывшие помещики, бывшая буржуазия, бывшие офицеры царской армии, бывшие царские чиновники, духовенство, интеллигенция, студенты, кулаки, дезертиры, группы рабочих и крестьян, кадеты, эсеры или меньшевики. Необходимо было также назвать группы, которые поддерживали советскую власть. В последнем вопросе респондентам предлагалось назвать любые известные им «остатки старого режима» [Ко всем… 1920:10–13][494]
.Эти ранние анкеты не рисовали картину исключительно большевистского Октября. Например, в них был такой вопрос: «Какие партии, кроме РКП, участвовали в перевороте?» Однако РКП отдавалось предпочтение: предлагалось рассказать о взаимоотношениях местных организаций с центральными партийными учреждениями, о зарубежных центрах партии, а также о IX и X съездах. Вопросы о дооктябрьском периоде были следующими: «отношение населения к РСДРП (Большевик)? Работа партии после Июльских дней? Шестой съезд партии? Рост партии?». Анкета рисовала картину устойчивого выхода партии на политическую арену, несмотря на серьезные испытания. Очевидцам предлагалось вспомнить эпизоды репрессий, которым подвергались их организации со стороны царских властей, а также ситуации, в которых они лично пострадали от рук царской полиции. Их также просили описать случаи совместной работы с другими партиями и фракциями, хотя формулировки вопросов заставляли задуматься о добросовестности этого сотрудничества. В одной из анкет спрашивалось: «Какие вопросы (организационные, тактические, программатические, философские)…» более всего отличали «организации, в которых вы были членом, от меньшевистских организаций?» Аналогичный вопрос касался контактов местной партийной организации с «общественными организациями… учреждениями, официальными личностями, видными общественными беспартийными работниками»; отвечающему на вопросы необходимо было обосновать необходимость этих контактов, рассказав, кто их поддерживал и какую пользу они принесли партийной организации. Формулировка вопросов предлагала респондентам описать свою прошлую деятельность при помощи гораздо более поляризованных терминов, чем те, которые они, вероятно, использовали в свое время. Неопределенный социальный враг («власти», «правые элементы», «монархисты», «буржуазия») уступал место властной элите, в которой проступали все более четкие партийные контуры (меньшевики, эсеры, анархисты и даже «меньшевистски мыслящие элементы»).
В этих анкетах большевистская партия была безошибочным мерилом революционной преданности. Вопросы о действиях отдельной ячейки и