— Люси, Люси, Люси! — пронзительно-звонко звучит этот голос, неприятным шумом отдаваясь в ушах у Нацу, и он поднимается, скрепя зубами, делает неуверенные шаги, каждый из которых острой раскалённой иглой впивается всё глубже. Но он не обращает внимания на боль, считает её мелочью, видя, как испуганно Хэппи бросается вниз, полностью исчезая в высокой траве, пытается ускорить шаг, но не может, бессильно падая на колено. Силы покидают тело вдвойне быстрее, и просто подняться, преодолеть это короткое расстояние между ними, уже становится непреодолимой из-за острой боли проблемой. Хэппи крепко цепляется маленькими коготками в руку Люси, почти неощутимо, насколько позволяла его сила, тряхнув её, не замечая тонкие светло-розовые полосы, что остаются на коже плавными линиями. Он смотрит на это лицо сквозь слёзы, не прекращает повторять её имя, всё ещё надеясь услышать в ответ такое привычное, почти обидное прозвище, данное ею при их первой встрече. Смотрит и не узнаёт: вместо привычного светлого румянца на щеках расплылись болезненно-бледные пятна, а губы стали бескровными, потеряли свой привычный светло-розовый оттенок, и помада, которую когда-то ей подарили они, сейчас смотрится тошнотворно-мерзко. Хэппи не в силах найти что-то прежнее в этой Люси и той, что всего несколько минут назад улыбалась ему, и, глотая тугой ком, ставший поперёк горла, продолжает дёргать её руку, вонзая когти в кожу. Он просит открыть глаза, посмотреть на него так же заботливо, с той же дружеской любовью и волнением или же недовольством, минутной злостью, которая в тоже мгновение исчезает, ведь она просто не умеет злиться. Внутри, необъяснимо ломая рёбра, что-то безумно важное и необходимое разбивается на части от осознания, что больше он никогда не сможет услышать этот звонкий, ставший совершено родным голос. Не сможет залететь к ней в дом через настежь открытое окно, не сможет уютно устроиться на мягкой подушке, не сможет попробовать обещанный ею торт на ближайший праздник.
— Хэппи, что там? — обеспокоенно доносится совсем рядом голос Нацу и он, наткнувшись взволнованным взглядом на побелевшее лицо напарницы останавливается, растерявшись, не зная, как реагировать, что делать и говорить. Мир перед ним будто останавливается, замирает, растягивая этот жгучий в груди момент на долгие мучительные минуты. Хэппи теряет самообладание, ведёт себя капризно, глотает слёзы, сцепив крепко зубы, — голос его хрипит, как во время тяжёлой болезни, и он продолжает трясти похолодевшую руку, где, тихо сливаясь с шумом листы, звенит маленькими фигурками браслет. Около запястья, становясь тёмно-синими, заметными на бледной коже пятнами, выделяется недавний укус. — Люси? — в неверии повторяет Нацу, делая неуверенный шаг вперёд и тут же то ли от слабости, то ли от боли, впившейся острыми клыками в сердце, падает. — Хэй, Люси, всё хорошо? — растерянно-глупо спрашивает он, собираясь приподнять её голову, убрать налетевшие на лицо волосы, но, останавливая его, заставляя сердце пропустить такой важный удар, по лбу и скулам тонкими линиями мягко спускается густая алая кровь. Она очерчивает форму молодого лица, разбавляя эту мертвецкую бледность, исказившую его так гадко и непривычно. Он больше не может ничего сказать, не может успокоить дрожащие руки, что так и замерли в сантиметрах от её щёк, — он не в состоянии теперь понимать всё правильно. В ушах неприятно, пронзительно звенит, разом заглушая все те звуки, которыми так искренне наслаждался он, которым радовался и улыбался. Перед ним только её смутный, неясный силуэт на этих каменных ступенях, та застывшая, впившаяся в воспоминания улыбка, последняя и тёплая, согревающая изнутри. Он хочет протянуть обе руки, схватить её, запомненную именно такой, прижать к своей груди и, не отпускать, слыша привычное «Непутёвый» и звонкий заразительный смех, видя эту взволнованно-радостную улыбку. Но образ рассеивается, стоит ему только дёрнуться, улетучивается белой дымкой, а перед ним, как доказательство жестокой реальности, всплывает это бледное лицо, эти тонкие губы и кровь.
— Она не дышит, — прерывисто выдыхает иксид, тут же глубоко вдыхая свежий воздух, но легче от этого не становится, — всё вокруг пахнет тошнотворно-сладко, заставляя его отворачиваться, прикрывать лапкой нос. Чтобы только не видеть, чтобы только не слышать, чтобы только не чувствовать, чтобы только убедить самого себя, что всё происходящее, — нереально.
Она не слышит ничего, потерявшись в темноте, которая мягко обволакивает её и снаружи, и тихо, незаметно пробирается в самые дальние уголки души, заполняя всё собой. Сердце единственным гулким ударом сжимается, принимая мрак в себя, пропуская его по тонким, вьющимся вокруг венам и сосудам. И только в сумке, напоминая о себе неясным, прерывистым светом горит тот самый камень, лишившись чёрных пятен, которые сейчас быстро и хаотично всплывают на остановившемся сердце…
Комментарий к Часть 1. Пролог: Тьма, забравшаяся в самое сердце... Переписано 15.10.2016.
7 страниц.