Окутанная тьмой (СИ)

— Прости, Люси, — тихо шепчет он, опуская глаза, чувствуя, как горит лоб, перепачканный чужой кровью, её кровью, и стискивает зубы, осознавая свою беспомощность, бессилие в такой ситуации. Он чувствует себя не просто виноватым, он чувствует себя главной причиной, по которой она сейчас лежит так, не чувствуя биения собственного сердца, находясь уже просто не здесь. Нацу всегда ощущал за собой большую ответственность, со временем поняв, почему Эрза была каждый раз так строга. Из-за этого все возвращались целыми и невредимыми. Нацу же отвечал за свою команду: за этого непоседливого кота с озорными чёрными глазами, за эту девушку, беззащитную, нуждающуюся в поддержке и крепком мужском плече рядом с собой. На каждом задании, независимо от обстоятельств и противников, он был той нерушимой стеной, щитом, который принимал всё на себя и шёл вперёд, потому что знал, что позади они. Те, кто, не задумываясь, отдадут все силы и прикроют спину. Так было всегда. И Нацу был не в силах объяснить другим, откуда каждый раз берутся его силы. Просто ли вера вела его вперёд, к той победе, той горе, где на вершине так чарующе и свободно развивался алый флаг, маня к себе.

Нацу прижимает к своей груди её холодную ладонь, крепко стискивая тонкие пальцы, трепетно целует, мысленно прося прощения за то, что просто не уберёг. Для него она всегда была обычной хрупкой девушкой, не смотря на то, что имела столько редких ключей и сильных духов, не смотря на свою смелость и храбрость — просто девушка. И пускай пытается быть сильной духом и телом, всё равно защищал собой, пускай кричит, дерётся, терпит, не роняя ни звука сквозь плотно сжатые зубы, когда больно. В первую очередь она была даже не волшебницей, не леди из славной семьи Хартфилиев, а просто девушкой, которую нужно защищать, а он не смог, не успел, не среагировал.

Драгнил находился словно в трансе, не полностью понимая происходящее, не принимая тот факт, что её больше нет здесь. В груди всё болезненно сжимается, потому что теперь нет той просто Люси, нет того уюта в знакомом издалека доме, нет того света и притяжения, которые каждую свободную минуту тянули туда, сильно и необъяснимо. Она ведь больше не улыбнётся, не сможет, не поздравит его с очередной победой, взятой собственной кровью и потом, не подаст руку, когда он упадёт и будет ждать помощи, чьего-то блеска в знакомых глаз, заботы. Она больше не будет прятать полностью исписанные её ровным, аккуратным почерком письма, не будет вновь рассказывать нормы и правила приличия, поведения в гостях. Больше Нацу не сможет отличить тот нежный запах чего-то необычного, вышедший из окон её кухни. Теперь в том доме будет пусто, и от этого в разы больнее.

Нацу продолжает бездействовать, с необычайным трепетом, как нечто самое дорогое, прижимая к груди совершенно холодную тонкую девичью руку. Надеется отогреть своим теплом, опять бережно целует каждый палец, постоянно, в немой надежде, поднимая глаза на болезненно-бледное лицо с появившимися несвойственными тёмными дугами под глазами. Нацу не узнаёт в ней прежнюю Люси, но всё равно пытается вернуть её назад, вспомнить тот светлый, нежный образ, держа её ладонь у своего сердца, которое выбивает лишь одно слово: «Вернись».

— Нацу? — тихо шепчет Хэппи, боязливо сжимая в лапках окровавленный платок; шумно сглатывает, когда порывом ветра до него ещё сильнее доходит этот запах... нежеланный, страшный, убивающий всю надежду изнутри. — Может, отнесём её к Полюшке? Она ведь недалеко, я помогу тебе, правда. Она разбудит Люси, — с детской наивностью в покрасневших глазах, будто пытаясь убедить и самого себя в этом, произносит Хэппи, решительно стирая со щёк слёзы. Потрясённое сознание свято верит, что шанс, не смотря на потраченное, считай в пустую время, есть; Целительница при помощи своих сил, своей магии всё же сумеет заставить Люси проснуться, вернуться домой. Хэппи ждёт и надеется, что так оно и будет, — просто уснула, крепко и глубоко, — продолжает он повторять про себя, не обращая внимания на бескровные губы, на грязно-серую кожу, на холод, что теперь исходит от неё.

Драгнил и сам почему-то начинает верить, не обращая внимания, что пульса уже давно нет. Вместо этого в его душе яро и необъятно начинает гореть огонь надежды, стремительно поглощая прежнее потухшее пепелище. Нацу знает и чувствует, что пускай расстояние и не так велико, но преодолеть его самостоятельно с Люси на руках он не сможет, не хватит сил. И сейчас целиком и полностью он полагается на Хэппи, который настроен гораздо серьёзнее и увереннее его. Нацу, словно беспомощный ребёнок, который так до дрожи боится крови. Драгнил неуверенно поднимается на ноги, опираясь на колени, ноги едва заметно дрожат, где-то ещё мелкой болью отдаётся растяжение, но на это нет никакого времени, и Нацу делает шаг вперёд, сквозь крепко сжатые зубы.