Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог

Пьесу «В добрый час!», о которой речь, в итоге поставил Эфрос в Центральном детском театре. Но у Виктора Розова нашлась для студийцев другая вещь — написанная еще в 1943 году, когда автор, подлечившись после ранения, руководил фронтовой агитбригадой. Запрещенная цензурой, она была извлечена из стола с наступлением оттепели. Прочитав ее, Ефремов сразу загорелся: надо ставить! В процессе споров и обдумываний скучно-советское название пьесы «Семья Серебринских» сменилось тоже советским, но романтическим — «Вечно живые».

Выступления Ефремова на собраниях становятся все смелее по тем временам (хотя сегодня это почти незаметно). В 1955 году на обсуждении пьесы Л. Ошанина и Ел. Успенской «Твое личное дело» он говорит: «В нашем советском обществе интересы мужа и жены не противоречат друг другу. У нас юноша и девушка прежде всего узнают культурные потребности друг друга, а потом соединяют свои судьбы (что же он не узнал „культурные потребности“ Лили? — Е. Ч.). Сейчас наше советское общество подошло к завершению строительства нашей советской семьи, и решение этого вопроса зависит от каждого из нас, молодежи». Даже отзывы о спектаклях Горьковского театра юного зрителя им. Н. К. Крупской (он разглядывает программы спектаклей «Милочка», «Мещане», «Чудесный сплав» и сохраняет их на память) включают рассуждение «Лицо театра. В чем катастрофа?» — и далее по пунктам. Слышно, как щелчки метронома:

истинная гражданственность;

жизнь духа, ансамбль;

формы;

поиск новой правды, новые качества.

«Это критерии. Идейная линия». Идея системы — коллективизм (это впоследствии окажется труднее всего и попадет под порицание, к примеру, А. Вертинской в недавнем телеинтервью. Но тогда, в 1955 году, еще никто не знает своего звездного будущего, а самой Анастасии Александровне всего одиннадцать лет.

* * *

«Что будем нарушать?» Вопрос на встрече искусствоведов, на днях. Модные критики чертят границы между старым и новым. Ищут актуальное — так надо. Любое современное искусство обязано что-нибудь сломать. С тех пор как эта обязанность вменена художникам как повинность, «у нас тут рынок, знаете ли», дышать стало как-то несвободно. Тебя не увидят даже в микроскоп, если ты ничего не сломал. Культ новинки, мания актуальности.

В 1956 году на афише того самого спектакля по пьесе Виктора Розова было написано: «В помещении МХАТ. Студия молодых актеров. Премьера. „Вечно живые“». А внизу пояснение: «Спектакль выпускается при содействии МХАТ СССР им. М. Горького, Школы-студии имени Вл. И. Немировича-Данченко и Всероссийского театрального общества». Как видите, слова «Современник» пока на афише нет. «Жизнь подражает искусству больше, чем искусство — жизни», — известный афоризм Оскара Уайльда, но мысль не только его, вообще хорошая мысль. Молодой Ефремов сделал искусство, идущее чуть-чуть впереди жизни. Герои пьесы Розова всего-навсего говорят чуть-чуть иначе, не так, как до них. Более мягко, тихо не в децибельном измерении, а по интимной сути жизни, без пафоса, без грохочущего героизма, привычного в те годы — особенно в произведениях о войне.

Сейчас невозможно объяснить, что такого было в пьесе «Вечно живые» в постановке 1956 года. Молочный брат спектакля — фильм Калатозова «Летят журавли», снятый по той же пьесе, понятен по сей день: девушка неудачно вышла замуж, поддавшись на уговоры с применением грозы, ночи, рояля и страсти. Не за хорошего и любимого вышла, который ушел на войну и погиб, а за плохого: карьериста и мерзавца. Потом раскаялась. Родные погибшего великодушны. В спектакле «Вечно живые» ее понимают и берегут ранимую душу. (Если перенести место действия за черту города, была бы другая пьеса. Могли бы и за волосы оттаскать, но они горожане, интеллигенты.)

Народное сознание некоторым образом отделяет друг от друга два театра — МХАТ и «Современник». Борис Ливанов, актер МХАТ, предполагавший себя на роль худрука, но увидевший в этой роли Ефремова, отреагировал тремя жестами, каждый из которых вошел в историю. Во-первых, на собрании труппы он пропел: «Враги сожгли родную МХАааа-аТуууу…» Во-вторых, заявил, что никогда не мечтал играть в театре «Современник», тем более в его филиале. В-третьих, он ушел и больше никогда не переступил порога МХАТ — хотя жил рядом, за углом. Реплика Ливанова о филиале «Современника» показательна: знал ли знаменитый артист, что «Современник» изначально — метафизический филиал МХАТ? Юридический, кстати, тоже. Знал ли, что младенца вынашивали и пестовали фигуры, бывшие духовной инфраструктурой этого театра? Один только Виталий Яковлевич Виленкин чего стоит, педагог Школы-студии, на квартире которого проходили репетиции знаменитого спектакля «Вечно живые» и который иногда сам становился за условный режиссерский столик.