Читаем Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог полностью

«У Ефремова был театр единомышленников. Он об этом все время говорил, мы это знали и мыслили действительно вместе с ним, мы смотрели в одну сторону. Галина Борисовна соскочила с этого и стала делать театр звезд. И о нас стали говорить: „У вас Ахеджакова там играет? Ах! Ой, как хорошо, я пойду на этот спектакль!“ А что за спектакль-то, ребята? Может, это г…о! „Простите, а там правда, что играет Гафт… и Неелова, да, в этом спектакле?“ — спрашивает меня молоденькая женщина-врач. Я говорю, да, правда. „Вы можете мне сделать билетик? Я так люблю Гафта, ой, какие у него эпиграммы! О-о… и Неелова! Ой, как она мне нравится в кино!“ Была правда, а стало… сложное время. Больно выходить на улицу».

* * *

Анкета в советское время — опасная штука. Происхождение как символ веры, печать благонадежности. Если в анкете бабушка из дворян, или дедушка из царских офицеров, или сам побывал в плену или на оккупированной территории — быть беде.

С темой рода надо разобраться: в анкетах у Ефремова социальное происхождение «служащий». В графе о ближайших родственниках, где первой строчкой указывались отец и его служба, записано Министерство среднего машиностроения, финансист. То есть служащий. Специалисты полагают, что предок рода Ефремовых (от имени Ефрем) либо из социальных верхов, либо из уважаемой, авторитетной в своей местности семьи. Как видите, потомок древнего рода поддержал качество.

В письмах жене в роддом, когда имя Олег еще не было выбрано, Николай Иванович называл новорожденного Ефременыш — ласково и убедительно. По одному этому слову в контексте письма, обращенного к жене, в Москве 1927 года, можно написать лингвокультурологическую диссертацию.

Тут первая остановка моего разозленного (уже на моих современников) пера. Желая укусить покойного, особенно если его величие сомнений не вызывает, а укусить хочется, некоторые пишут, что отец Олега Николаевича работал бухгалтером в ГУЛАГе. Так и представляешь лагерь, вышки, бараки и серую личность в ватнике, перекидывающую на счетах то ли порубленные за день деревья, то ли умученных зэков. Но знают ли липовые знатоки, что такое Министерство среднего машиностроения? Это оборонка, ядерные боезаряды, государственные тайны. Ни при каких условиях странноватый «гулаговский бухгалтер» не стал бы в 1953 году финансистом Минсредмаша. Не по Сеньке шапка. А Николай Иванович Ефремов стал — и до этого занимал солидные должности в учреждениях, хотя и связанных с Наркоматом внутренних дел, но лагерными делами напрямую не занятых. Очевидно, журналисты наших непритязательных медиа уверены, что всё НКВД от фундамента до петушка состояло из одинаковых, как в зловещем кордебалете, серых фигур с дубинками в руках-кувалдах. Для юных читателей поясню, что в ведении НКВД были пожарные, транспорт и многое другое из жизнеобеспечения страны, но в мифологии остался только политический сыск, а от мифа, да еще усеченного, искривился в истории образ Ефремова-отца, дивного, сильного, нежного, ответственного человека.

Еще один миф: родословие по хронологии. Расскажите типа всё по порядку, а мы сами разберемся. Дайте факты — мы сделаем выводы.

Ну, во-первых, если нужны только факты — пойдите и возьмите. Любите делать выводы? — А что это за маниакальный синдром? Какие такие выводы? Хорош ли был Ефремов Олег Николаевич? А вам-то что, о любители выводов? Вы прокуратура?

Словом, путают. Но что хорошо в отделе кадров, неуместно в романе. В биографии художника — еще никто не доказал, что гений всегда выходец из хорошей семьи, — генетические отсылки ведут к роковым ошибкам в понимании творчества. Любопытство ширнармасс, избалованных анкетами, окаменело в уверенности, что анкета — значимая молекула гениальности.

Я засыпаю на второй фразе, когда его мать домохозяйка, отец бухгалтер. Мне в любых байопиках невыносимо линейное диахроническое изложение: «Сидор Матрасович родился в Урюпинске; его отец был печник, мать доярка, дед стрелочник…» — и через абзац читатель уже храпит, усыпленный дедушками и прабабушками, решительно не понимая, какое ему дело до урюпинского стрелочника. Страшная тайна (не бойтесь, дорого не возьму): мозг не воспринимает текст-справочник. В линейно-фабульном изложении нет ничего запоминающегося априори. А сюжет и повороты мы запомнить можем, ибо эмоции.

Мне удобно писать о том, как я воспринимаю Олега Ефремова, кто он мне. В бабушках-дедушках все путаются. В неизбежной толпе предков теряются даже самые цепкие и глазастые читатели. Разве что их профессия связана с умением удержать в голове все древо и достоверно объяснить. Но кто объяснит величие духа? Или гениальные способности? Нет доказательств, что музыкант наследует именно музыкальность, когда его дед — сапожник с абсолютным музыкальным слухом. Случись музыкальному внуку взять в руку дратву и прославиться шиловладением, мы говорили бы о преемственности — чего именно?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное