Не у каждого есть возможность, пребывая в должности главрежа главного театра самой большой в мире страны, обсудить с другом детства гибель черепахи полувековой давности. Не у каждого есть уверенность, что тебя вообще вспомнят, как Игоря, спустя столько лет. Что-то, видимо, чрезвычайно важное навек сохранилось под панцирем рептилии. Очевидно, что Игорь Анатольевич разделял самые горячие надежды друга-по-черепахе Олега, только сообщить не решался — и вот решился, и тут еще одну грань судьбы: «А ведь будучи большим поклонником МХАТа, я тоже готовился в 1945 г. к поступлению в студию, но у моего друга вдруг из горла хлынула кровь, и наша подготовка прекратилась. С большой радостью поздравляю тебя с открытием старого здания театра в Камергерском переулке, хотя не знаю, удастся ли мне туда попасть. Ведь это театр моей юности. Новое здание как-то не приемлю. Живы в памяти моей Ливанов, Станицын, Ершов, Кторов, Массальский, Тарасова, Еланская, Книппер-Чехова, Андровская, Халютина и другие прославленные артисты. Все-таки без них многого не достает МХАТу, мало осталось благородства, чеховской интеллигентности, красоты, манер. Ведь зрителю хочется походить на героев сцены». Именно на это письмо О. Н. ответил в мае 1988-го, хотя с детства не любил писать писем. И. А. Иванов (105 483 М., Измайловский проезд, 18, корп. 2, кв. 47) точно попал в мишень, о которой знали только они двое.
Друг
Отметим «чеховскую интеллигентность» в личном письме старому другу — у меня вызывает подозрение, что мем был запущен давно, возможно, через учебники, оттого глупый штамп выступает словно пава, и нет управы на клеветников. Живой Чехов не считал себя интеллигентом и не любил интеллигенцию. Легко задушить художника, всего лишь не снизойдя до внимательного чтения и приписывая ему свои куцые мысли.
25 июля 1930 года трехлетний Олег с матерью живет на даче в Александровском, что по Октябрьской железной дороге. Мать пишет за него отцу (Олег еще не научился), что он скучает и хочет домой. Эта тема — основная на долгие годы.
Неспособность к дому, к домашней жизни иногда заложена в человеке, иногда воспитана. Это не то же, что бродяжий дух, — нет, другое. Когда дом находится вне домашнего адреса: бывает такая грустная история. Она всегда кончается одиночеством и сетованиями. Олег был женат на театре, сцена для него — всё. Дощатая супруга с кругом и машинерией…
1932-й, лето: Казань. На почтовой открытке с местным фотопейзажем (озеро Кабан, национальная гордость Татарстана) простым карандашом самоучка-грамотей пишет простодушно в графе «куда» — «В Москву. Староконюшно, № 5 к 5». Ухо пятилетнего москвича полный староконюшенный звук еще не расшифровало, пишет как может. «Дорогая мама сидим в Казани на пристоне ждем посатки…» Как сели, как уснул на 15 минут, а потом разглядывал пароходы — все это успевает втиснуть в открытку. Мать получает отчет вполне объемный, текст успокоительно-информационный. Чувствуется, ребенок понимает,
Отношения с матерью всегда непростые, и письма его всегда осторожны. Он всегда первым делом пытается ее успокоить. Олег рано понял, что характер у Анны Дмитриевны вспыльчивый, резкий, властный, непредсказуемый. Отец, Николай Иванович, совсем другой, отсюда конфликты. Горячие сцены, проходившие на глазах у сына, с битьем посуды, ором и яростью, всегда инициировались матерью. Ребенку приходилось балансировать между чужими нервами. Если всерьез относиться к астрологии, то сочетание Весов и Кота (он же Кролик) говорит об эмоциональных невзгодах: для ранимой души сочетание этих пунктов из европейского и восточного календарей означает острую нелюбовь к конфликтам. Ему проще всех уговорить жить дружно, чем накалять обстановку.
В 1933 году Николай Иванович даже хотел развестись с Анной Дмитриевной. Из его письма родителям в Самару, Кооперативная, д. 65, кв. 1:
«Дорогие Папа и Мама! Олег сегодня прибыл здоров и невредим. Спасибо, что на лето взяли на себя труд быть с моим шалунишкой <…> О вас рассказывал только хорошее <…> когда провожали, все нарядились как на Пасху, а бабушка плакала. Все его вещи разобрали, а прод. карточек не обнаружили <…> Все ли вы положили из его вещей — моя жена (вернее, бывшая жена — я развожусь) не досчитывается его рубах…» И так далее.