— Нехорошо, товарищ, нехорошо. Хотя в 1948 году вы еще не знаете, чем кончится дело (ее-то возьмут во МХАТ, но особого счастья это не принесет ни ей, ни Театру). Вы и не догадываетесь, что за вами постоянно ходит как приклеенный фотоаппарат. Что взять-то с вас, юного женоненавистника! На фото — нежность и обаяние… Помните, вам потом приятель напишет горькое письмо, укоряя весь МХАТ за нелепое поведение: «Как не стыдно из 9 человек 3-х охломонов взяли. Блядь, вора и талантливую, но непутевую»? Расшифруем уж эту несправедливую характеристику: речь идет о Татьяне Забродиной, Иване Золотареве и Людмиле Столповой. Никто из них в Театре в самом деле не преуспел. Забродина состояла в труппе МХАТ до 1991 года, уже при Ефремове, сыграла немало ролей на сцене и в кино, но ярких среди них не оказалось. Золотарев скоро покинул Москву, играл в провинции и закончил карьеру чтецом областной филармонии в родном Воронеже. Столпова так же быстро перешла в Московский областной театр, потом ее следы потерялись.
1948 год, октябрь — ноябрь (тетрадь песочного цвета в 12 листов за 18 копеек):
«11/X 48 г.
Зачем живут, зачем жизнь?
В чем смысл человеческой жизни, я знаю.
В беспрерывном познании непознаваемого и в стремлении к несбыточному. Человек и живет, работает, радуется, переживает для одной цели — чтобы жизнь была лучше. <…>
Муторно на душе. Честолюбие мое получило первый щелчок в театре. Стараюсь не думать о том, что не буду играть на юбилейном спектакле. Уже… слава ускользнула. Газеты, радио, банкеты… Ефремов… Ливанов… Тарасова… Стараюсь не думать. Обидно то, что я уверен (что могу поделать с такой самоуверенностью), что сыграл бы этого Модеста лучше Чернова <…> На сейчас это самый больной вопрос у меня. Завтра репетиция в гримах и костюмах. Особенно мучительно смотреть все время из зала, как играют твою роль.
Самолюбие тоже получило щелчок, правда не первый… Мужское самолюбие. Меня отвергли. Я люблю… (именно две точки, будто нет сил доставлять третью. —
Там же, но с пробелом после рассказа о любовной драме. Все клеточки всегда заняты, а тут вдруг отбивка. Строго разделяет: тут про любовь, тут о работе…
— А что я все «вы» да «вы»? Мальчику двадцать один год. Тебе надо было при знакомстве с любой последующей девицей предъявлять ей документ: выписку из дневника:
— Однажды мне перестали говорить «нет», и я перестал влюбляться. Хотя до конца века надежда оставалась. Даже по телевизору как-то признался, что готов к любви. Году примерно так в 1997-м…
«Мало работаю над Незнамовым. Когда бежишь на большую дистанцию очень трудно бежать первые тысячу или меньше метров. Пока не наступит второе дыхание. Нечто похожее есть в работе над ролью. Сначала обычно бывает легко — все ясно, все просто — хоть сейчас на сцену. Так же когда бежишь — сначала очень легко — так и хочется рвануть, силы играют в тебе. А если рванешь, то сойдешь очень скоро. Так же и в работе над ролью. Рвани ка сначала — потом не отскоблишь готовые интонации, а уж о глубинах забудь. Будешь прыгать по верхам. Дальше. Все время прибавляются ощущения роли-образа, новые мысли и тебе уже кажется, что это совсем не мое, что мне даже приблизиться нельзя к такому человеку. Роль уже противна. Репетируешь через силу. Так же когда бежишь. Но, тут наступает второе дыхание и бег как бы входит в состояние организма. Ты разогрел себя, организм. Теперь ты только устанешь, когда действительно организм потребует отдыха. До этого он еще никак не мог перестроить свою работу для бега. Так же и в роли. Происходит подсознательный процесс синтеза. Когда подсознание переваривает все впечатления по роли, когда происходит срастание актера с ролью, происходит творческий процесс создания образа. Это только начало. Дальше опять понадобится второе дыхание, а может быть и нет.
Я это говорю потому, что первый период в работе над ролью надо очень интенсивно работать, разнообразно работать. Накапливать всяких впечатлений. Первый период — от старта до 2го дыхания — это фундамент роли. Надо его делать мощным, чтобы не рухнуло здание — образ. Интенсивнее надо работать, чтобы скорее наступало 2ое дыхание. Это не только в актерском искусстве, а наверное во всяком искусстве — есть период синтеза».