Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог

— В письмах 1948 года о любви столько, что на роман «Страдания молодого Олежека» хватит с горкой. Правда, роман сей уже написан сто раз. В твоем случае роман с женщинами прямо переходит в роман со сценой МХАТа навсегда. Я бы с радостью выяснила, чем сцена лучше Тани. Впрочем, у кого я спрашиваю: мужчина еще юн и вспыльчив, а девочки вокруг непростые — будущие народные и заслуженные. Да и советский народ еще не в курсе, что будет в 1953, 1956, 1968, 1985, 1991-м… Да и мы сейчас: говорим на Новодевичьем, не зная, что будет завтра…

«19/Х

Жаловаться на свою судьбу гнусно… Займемся гнусностью… Разберемся, что меня мучает на данном этапе жизни <…> Надо признать (раз уж такой откровенный — не всегда даже с собой откровенный — трудно) на первом месте в перечне причин душевного равновесия — любовь. Всегда. Сейчас никого не люблю. Зато нравятся одновременно две. Вернее оскорблено мужское самолюбие — отвергнут. Обеями (так написано! Шутник, однако. — Е. Ч.) отвергнут. Может бы это скорее внутреннее оскорбление — что мол я обратил внимание, а они нет. Но главное — это мечта о девушке, о друге, о жене. Мне порой кажется, что я никогда не найду такой, никогда не женюсь».

— Дальше о любви — как надо открываться, говорить всё! как любишь, почему — всё-всё… — Бедолага парень. Поначалу верит не только в систему Станиславского: система любви, на его взгляд, тоже искажена. Обновить! Сделать сердце открытым.

«Сегодня на вечере в консерватории встретил Григ. Поженяна. Талантлив. Все еще в вихре молодости… Романтика… Сумбур… Краски, краски… всякие. Говорит: хочу внести и утвердить мужскую поэзию… Опять романтику. Настоящий парень. Вот с такими будем строить культуру нашу. Надо общаться, дружить.

Топорков очень хорош — сразу находит зерно сцены, главное. Жаль это будет на гавне и гавно учить, работать.

20/Х

Мне сказали, что я Иуда. Что он (тот, кто сказал) Иуда, но я еще больше. Я думаю, что это неверно. Маслов сказал: Забродиной Татьяне сегодня исполнилось 23 года. Я с ней не разговариваю. Я ее люблю сегодня. Какая-то стала другая. То ли оттого, что дали такую роль, но она изменилась. Люблю ее, глаза ее люблю. Хочется мне побить ее — значит люблю. <…>

30/Х

Запись пьяного самая интересная (дальше буквы пляшут — запись в самом деле пьяная. — Е. Ч.) Хочу, конечно, быть во МХАТе, но это еще бабушка надвое сказала.

12/XI

О праздниках: пил не очень много и не очень мало.

В. Я. (Виленкин. — Е. Ч.) подарил мне за истекший период „Хмелевский ежегодник“ и комплект патефонных пластинок — 34 — к юбилею МХАТ. Вообще он относится ко мне, как настоящий друг. Говорит правду, чему я очень рад.

18/XI (Тут описание того самого скандала. — Е. Ч.) Наступили черные деньки».

Одновременно О. Н. ведет и второй дневник, в маленьком блокноте, словно не все говорит или не может сказать, не умеет — с октября 1948-го до января 1949-го в записной книжке много записей и чернилами, и карандашом.

«Я разболтан. Надо работать» — рефрен.

«Кругом Незнамовы. Это мне подсказал В. Я. Виленкин».

Юный Ефремов всегда выписывает Виленкина с В. Я., уважительно.

Дальше простым карандашом — полустерто, не все видно.

Разобрала запись от 2 января 1949 года:

«Моя сила в мысли, а не в чувствах. Моя сила в мужестве и сдержанность».

Январь 1949-го — очень эмоционален. Последние три страницы отрезаны ножницами. Явно по одной. Подумал и отрезал. Интересно! Найти отрезанное не удалось.

Еще один дневник — тетрадь, чернила черные, того же периода. С 30 ноября 1948-го по июнь 1949-го — совсем другая картинка записей. Словно для наборщика: четко и ясно. Это сначала. Потом он мельчит, как бы пытаясь втиснуть текст. Он все время пытается втиснуть все, страшная плотность.

На первой странице дневника — от 30 ноября 1948 года — он пишет «ВАЖНО». И далее:

«Что я за человек? (об этом он пишет везде и всегда. — Е. Ч.) Имею ли я право играть Незнамова и подобные роли? Счастливое детство. (Внимание: у него было счастливое детство. — Е. Ч.) Способности ко всему абсолютно… Я понимаю, что должно быть одно настоящее, большое чувство. Но его нет пока, а может быть и не будет. А мне уже 21 год: в крови горит огонь желанья. У меня 4 объекта: (перечисляет только с инициалами. На первом месте Т. З. — Е. Ч.). Ни одну из них не люблю. Увлекаюсь каждой поочередно и то только потому, что кажется мне, что они тоже мной интересуются».

Это главная тема: я не сказал бы «нет», но она сказала первая «да».

Самый описанный период — осень и зима 1949-го. По несколько тетрадок и книжечек.

8 апреля 1949 года: «Люблю я Лилю или нет? В моем отношении к ней нет страдания, я не дрожу от волнения, когда вдруг вижу ее, но мне хочется быть с нею, хочется с ней говорить, о ней думать. Может, это потому что она меня любит? И я знаю, вижу, чувствую — мне нет препятствий. Я и волновался, и страдал, и это мне казалось любовью… или не бывает любви без страдания… Она первая девушка, которую я очень уважаю как человека, которая очень мой человек».