При этом старпому невольно вспомнился Лихонос, и он осёкся.
— Дай бог, дай бог, — бормотал Лайнер.
— Что «дай бог», Борис Исаакович? — зазвеневшим впервые за много дней голосом воскликнул Сикорский. — Нашему телёнку волка съесть? Эх, спросили бы у нас, мы бы им выдали самые точные координаты! А, старпом?
Говорили от волнения невесть что, лишь бы выговориться. Света, совсем было погрустневшая и зачахшая в последние дни, разгорелась румянцем. Бородин, этот Фома неверующий, смущённо прикрывал кулаком детскую улыбку. Не многим взрослее выглядел Ругинис, не говоря уже про долбоносого Жабина, вовсю щерившего большие жёлтые зубы. Иван Егорович потирал руки и в ответ на любую реплику согласно кивал головой. Симкин принялся вдруг визжать и подпрыгивать, а Нина Васильевна крепко обняла стюарда Стёпу и пустилась с ним танцевать.
— Радости полные штаны! — съехидничал Грибач. — Ну найдут нас, и что дальше? Шарахнут всем ядерным боезапасом? Мы ведь заложники. В лучшем случае пойдём рыбам на корм. В Сомали пираты вообще не скрываются, стоят в окружении натовских кораблей, а заложников держат месяцами.
— Потому и держат, что с дерьмом имеют дело, — решительно обрезал его Чернец. — Ты что, будешь тут сидеть и хныкать, как баба, если к нам корабли подойдут?
— А ты что, под пули пойдёшь?
— Под пули? Да я куда хочешь пойду, бленах.., только бы твою рожу больше не видеть!
Про Грибача давно было известно, что он обижен на весь свет, на него уже махнули рукой. Остальные не сомневались, что спасение близко.
Глава восьмая
Прошло два или три дня. Стармех Пильчук (он и Карапетян продолжали сидеть в машинном отделении под присмотром охранника, получая два раза в день сухой паек и общаясь с мостиком по телефону) просигнализировал, что топлива при таком режиме хода осталось на неделю, максимум дней на десять. Случилось это на вахте Красносёлова. Боб, когда мастер передал ему тревожное известие «деда», почернел лицом, смачно выругался, но не отдал никаких распоряжений. Старпом рассказал обо всем экипажу.
— Через пару недель и вспомогач встанет, — судачил в столовой Александр Васильевич. — Посреди океана! Не будет у нас ни руля, ни насосов, ни радаров, ни света, ни воды. Ничего! А если ещё заштормит? И куда этого урода несет!..
— Да уж. Ни пожрать, ни посрать. Полный оверкиль, бленах..! — соглашался Чернец.
Боб тоже нервничал — надумал собрать совет, вызвав для этого старпома среди бела дня. Судно продолжало двигаться на юг вдали от берегов. Давно оставили на траверзе Мадейру, миновали Канары, как раз пересекали Северный тропик. Мастер и Акимов уговаривали Боба одуматься и повернуть к берегу Африки, где можно было если не пополнить запас топлива, то хотя бы отстояться на удалённом рейде. Решение было принято не сразу. Вероятно, Боб консультировался со своим начальством, не раз уединяясь в капитанской каюте, куда перекочевал из рубки спутниковый телефон. Наконец вечером отвернули влево и взяли курс к берегам Африки. Ради экономии топлива скорость уменьшили до семи узлов.
А к ночи на море спустился туман, предвещая ухудшение погоды.
Повинуясь профессиональному инстинкту, Акимов забыл про пеленгатор с его пестрыми новостями и почти не отрывался от радара. Боб запретил давать туманные сигналы и включил на экране полуторамильный обзор; по такой погоде оно бы и правильно, так было меньше риска пропустить какую-нибудь мелочь вроде рыбацкой шхуны или лодки и кого-нибудь подмять; но когда старпом предложил, учитывая плохую видимость, запустить второй радар для дальнего обзора, Боб отреагировал подозрительно нервно, наорал на Акимова и посоветовал ему идти в штурманскую «слушать свою музыку». Это не поддавалось объяснению — ведь до сих пор главной заботой Боба было избегать сближения с другими судами. А при таком ограниченном обзоре какой-нибудь быстроходный лайнер мог в считанные минуты оказаться совсем рядом, и хорошо если не прямо по курсу.