Она остановилась и невольно засмотрелась на город, раскинувшийся внизу. Он был великолепен. Яркие огни проспектов и высотных зданий будто подмигивали друг другу в морозном воздухе, всеми красками сверкала реклама, далеко внизу сновали миниатюрные машины, рассекая фарами сыплющийся из черного неба снег. Сердце ее сжалось. Она вдруг представила себе, в каком виде ее найдут – окровавленную, с кашей вместо костей, будут долго снимать на камеры, равнодушно разглядывая забрызганное кровью лицо. Потом засунут в целлофановый мешок и, матерно бранясь, потащат к труповозке. Инну передернуло.
Неожиданно вспомнился ночной Дубай. Ей стало жарко, словно горячий воздух пустыни окатил ее с ног до головы. Она залпом допила остатки алкоголя, уже не чувствуя его вкуса и крепости. «А почему я, собственно, должна умирать?» Инна вдруг подумала, что потеря квартиры еще не потеря смысла жизни, и зачем, на самом деле, оставаться в стране, где уже начались беспорядки? Ей вполне хватит денег, чтобы уехать, документы оформлены. А за границей она развернется – к счастью, красоты и таланта ей не занимать. Да, все верно! Как же она раньше до этого не додумалась? Это Жорик со своей слюнявой любовью – совсем сбил ее с толку, заставил нервничать, лишил способности рассуждать здраво.
Инна в ужасе отшатнулась от бездны, которая уже потянула ее к себе, осторожно развернулась на каблуках и, с трудом удерживая равновесие, пошла обратно – к своей новой жизни. Возле двери на лестницу она споткнулась и, не удержавшись, мешком осела в пушистый сугроб, спиной к стене. В это время раздались сухие хлопки, небо вздрогнуло и взорвалось невероятно красочными залпами огней – в соседнем ресторане, несмотря на революцию, полным ходом праздновали юбилей.
Завороженная, Инна с восторгом засмотрелась, как над головой расцвели красные, синие, желтые и зеленые огни. Ей сделалось так же хорошо, как когда-то в далеком счастливом детстве – тепло, спокойно, уютно, тело стало невесомым и безболезненным. Когда салют закончился, она успокоенно закрыла глаза: «Здесь замечательно, посижу, подышу свежим воздухом немного… А потом в Дубай». Уснула Инна с блаженной улыбкой, полная надежд. Во сне она увидела себя на берегу моря. Теплый ветер обвевал ее лицо и стройную фигуру в тонком шелковом палантине, играл прядями длинных волос. Над головой шумели гигантские пальмы, у ног плескалось безмятежное море. Состояние счастья стало всепоглощающим, она оказалась в раю и больше не собиралась его покидать. Боль исчезла.
…Расклеванное птицами, обезображенное тело Инны Николаевны нашли только в апреле, когда над крышей с пронзительным карканьем закружилась стая ворон. Опознать ее не смогли, долго разбираться не стали, по-быстрому кремировали, как и остальные неопознанные трупы, сделали пометку в милицейском протоколе, сдали в архив. Новые хозяева квартиры, ничего не знавшие об Инне, приказали ремонтной бригаде вывезти мебель и вещи. Те часть забрали себе, остальное, вместе с ее документами, по-тихому вывезли на помойку, с глаз подальше.
Скоро память об Инне, так и не успевшей покорить этот мир, исчезла навсегда, и только в далеком Симферополе, приняв лишнюю рюмку коньяку, о ней все еще с глухой тоской вздыхал ее бывший главред Пал Палыч.
…Первую половину февраля Зоечка с Антоном провели в состоянии любовного восторга, охватившего их после первой близости. Им было хорошо вдвоем – настолько хорошо, что Зоечка перестала думать о том, что она старше, и самозабвенно постигала новую для себя науку любви, а брутальный Антон забыл про необходимость сохранять имидж «плохого парня», расслабился, почувствовав себя рядом с ней в полной безопасности. Едва переступая порог квартиры после суетного рабочего дня, он скидывал свою бесформенную одежду, долго плескался в душе, с удовольствием облачался в широченный махровый халат, который Зоечка купила ему в подарок, надевал тапочки – словом, вел себя, словно эдакий новоиспеченный сибаритствующий барин, наслаждавшийся чистотой и комфортом.
К удивлению Зоечки, Антон оказался невыносимым чистюлей – выдраивал полы, мыл и без того чистую ванную, постоянно перестирывал вещи и постельное белье, тут же все это, едва просушив, тщательно выглаживал. Зоечку поначалу это слегка забавляло – привыкшая жить одна, она не часто занималась домашним хозяйством и уж тем более не ожидала такого хозяйственного рвения от парня.