Она не умела стрелять

Найти лодку с веслами оказалось делом непростым, но Жорик справился с этой нелегкой задачей – долго, пыхтя и тужась, тащил ее по песку, спихнул на воду. Осталось только залезть внутрь. Чуть помешкав, он вошел в холодную воду и почувствовал, как его элегантные ботинки в одну секунду наполнились обжигающе ледяной водой. Он захихикал, уверенный что это теперь все равно, ботинки ему больше не понадобятся, скоро он сам станет ледяным и спокойным, как эта смоляная вода. Мысль о воде вызвала почему-то бурную радость, будто он, наконец, понял, что необходимо сделать. Жорик схватился за деревянный борт и попытался перекинуть внутрь лодки отяжелевшую от воды ногу, но в эту же секунду сзади раздался громкий окрик.

– Стоять, урод, стрелять буду!

Жорик перепугался до смерти, будто пуля в него уже полетела, ему даже послышался щелчок затвора. Пытаясь быстро вытащить ногу обратно, он зацепился подошвой за борт, поскользнулся на илистом дне, стал неудержимо заваливаться назад. Последнее, что он почувствовал – острая боль в локте и удар головой. Вспыхнули и погасли огни бакенов, мир исчез.

…Жизнь Инны Николаевны сразу после переезда в столицу, вопреки ожиданиям, превратилась в ад. Это оказалось совсем не то, о чем она мечтала с таким упоением, надеясь спастись от тревоги, преследовавшей ее в Крыму. Великий Киев – с демонстрациями, потасовками, бурлящим страстями и Майданом – произвел на нее крайне гнетущее впечатление. В городе стало грязно и неприглядно, примятый снег потемнел, никто его не собирался убирать. Было ощущение, что столица, до предела напуганная, перестала жить обычной жизнью, застыв в немом оцепенении перед грядущими потрясениями.

Очень сильно разочаровал Жорик – только теперь она поняла, насколько он был жалкий, беспомощный, зависимый от нее и при этом самодовольный, словно дурной петух в курятнике. Он, глупец, рассчитывал на какие-то совместные действия, но Инна была махровой индивидуалисткой, никакие действия на общую пользу ее не устраивали. Скоро Жорик стал настолько ее тяготить, что иногда хотелось придушить его подушкой, когда он безмятежно спал рядом, по-детски посапывая носом. Однажды она не выдержала – отправила его на вокзал, а сама с наслаждением запихнула его вещи в два пузатых чемодана, спустила их консьержке и, вернувшись в квартиру, со злорадством представила, как он будет читать записку. К счастью, Жорик обладал определенной гордостью, в дверь не ломился, денег не требовал. Сгинул, как будто его никогда и не было в ее жизни. В конце концов, она и так оказала ему неоценимую услугу, выдернув из грязного Симферополя, где он так и прозябал бы до конца жизни заместителем.

После изгнания любовника Инна с удовольствием стала отдыхать, наслаждаясь одиночеством и не отказывая себе в развлечениях. Настроение поднялось, будущее без Жорика виделось радужным. Свою новую независимость она в тот же вечер отметила в соседнем ночном клубе, познакомившись с довольно веселой компанией, утром проснулась в гостиничном номере с тяжелой головой, рядом храпел крупный мужик восточного вида, похожий на араба. Инна собралась и быстро ушла, пока он не проснулся – никаких знакомств она заводить не собиралась, особенно с арабами.

Работу Инна не искала – в Киеве было слишком неспокойно, в воздухе висело ожидание близкой революции, готовой вот-вот вспыхнуть огнями ночных костров. Она решила затаиться и переждать это сложное время, тем более что денег было достаточно. Но через несколько дней, когда весь Киев, взвинченный первобытным факельным шествием свободовцев, забурлил от возмущения и страха, взорвавшись митингами и потасовками на Майдане, ее безмятежное состояние было нарушено – Инне показалось, что за ней следят.

Эта слежка была неявной, но ощутимой, будто кто-то постоянно шел за ней сзади и моментально прятался за деревья и углы домов, если она оглядывалась. В торговом центре ее сильно толкнул плечом рыжеволосый мужчина с наглым ухмыляющимся лицом, посмотрел в лицо бесцветными глазами, и она была уверена, что он сделал это намеренно. Инна таралась как можно меньше выходить из квартиры. Она уговаривала себя, что ей кажется, что это нервы, стресс, и все же не могла избавиться от своего нового непонятного страха. Если это действительно слежка, то зачем? Кому она здесь нужна? Или в Киеве теперь следят за всеми приезжими?

…Это был последний день января – очень морозный, по-настоящему холодный, будто зима напоследок решила отыграться и взять реванш. Даже в квартире, несмотря на включенное отопление, было зябко, Инна валялась в теплой постели в полупрозрачном кружевном пеньюаре, без особого интереса наблюдая за перипетиями героев мыльного сериала. Молодая девушка рыдала в голос, Инна никак не могла понять, что с ней произошло – то ли она оказалась беременна, то ли кто-то умер.