Она не умела стрелять

Особенно сильно это противостояние действовало на миролюбивую Зоечку, которая всеми силами пыталась увернуться от вспыхивающих вокруг разногласий. Но не получалось. Воздух вокруг буквально искрил от эмоций, готовых в любой момент перерасти в скандалы. В музыкальном училище некоторые педагоги татарской национальности, всегда по-восточному приветливые, демонстративно отворачивались, если кто-то говорил про русский язык и Россию. Сочувствующим Майдану, наоборот, кланялись в коридорах при встрече, преувеличенно громко здоровались «Салям Аллейком», произносили, словно пароль, волшебные слова «Слава Украине» и загадочно улыбались, будто знали нечто такое, чего не знали остальные.

Однажды Зоечка услышала в учительской, как пожилая скрипачка Ферзие Ришатовна, назидательно подняв указательный палец, вещала более молодым сотрудницам, что обстановка становится настолько взрывоопасной, что правительству не останется ничего иного, как сделать Крым крымскотатарским, и тогда все будут говорить только на их языке – чтобы начинали учить сейчас, потом будет поздно. И это произойдет очень скоро, буквально завтра. Какому именно правительству, Ферзие Ришатовна не уточнила.

Впрочем, были и такие крымские татары, которые мудро держались в стороне, осуждающе относились к высказываниям Ферзие Ришатовны, свое мнение держали при себе – до лучших времен. Совершенно случайно, подыскивая партитуру за библиотечными стеллажами, Зоечка услышала, как учитель математики Дилявер Аметович, думая, что они в библиотеке с Ферзие одни, тихо проговорил:

– Вы бы поосторожнее, дорогая Ферзие, не расписывайтесь за всех. Только великомудрый аллах знает, что нас всех ждет.

– Да что вы понимаете? Это наша земля! Мы все равно ее отберем!

– Ну, вы четыре участка в Тихой бухте под Феодосией уже отобрали, пансионат строите, комнаты приезжим сдаете.

Возмущенная Ферзие аж забулькала, словно перегревшийся чайник, Зоя даже представила себе, какой красной она стала после этих слов, и еще больше вжалась в угол.

– Да как вы смеете! Да откуда вы…

Дилявер снизил голос до громкого шепота.

– Вы сами в прошлом году в учительской хвастались, молодых преподавательниц жизни учили. А меня, кстати, не заметили. Знаете, – он приблизил к ней лицо, его шепот стал злым, – у меня сын только родился, я ему счастья хочу, а не войны. В общем, не мутите воду, она и без вас сейчас мутная. Нам тут только крови не хватает… – и, не дожидаясь ответа, вышел.

Скрипачка долго с шумом перебирала какие-то книги, что-то обиженно бубнила себе под нос, и Зоечке пришлось ждать, когда она уйдет – не хотелось наживать еще одного врага в лице высокомерной Ферзие, вполне хватало и завуча.

Пока она пряталась за стеллажами, в голову неожиданно пришел очень странный, но вполне закономерный – а почему о межнациональной розни говорят только крымские татары? Почему об этом не кричат на всех углах украинцы, которых в Крыму тоже немало? Или армяне? Может, кому-то это очень выгодно? Зоечка с детства отличалась способностью задавать себе странные вопросы, но еще ни на один ей не удалось ответить. Не было ответа и на этот.

После услышанного разговора она перестала смотреть в глаза коллегам – боялась увидеть ненависть или страх. Молча здоровалась и опускала взгляд, делала вид, что поправляет рукав или листает ноты и быстро проходила прочь.

У Антона в редакции работала только одна крымская татарка – скромная приветливая секретарша Алиме, но даже она почему-то резко изменилась – стала ходить с важным неулыбчивым лицом и неестественно прямой спиной, больше не выполняла маленькие просьбы, не готовила кофе, сделалась молчаливой и необъяснимо заносчивой, сотрудники ее сторонились. И только Антон, разрываемый душевными противоречиями, неожиданно обнаружил в ней благодарную слушательницу, постоянно звал на лестничную площадку покурить. Именно Алиме подала ему мысль о том, что из Крыма надо срочно бежать в свободную Украину, пока не поздно. Совсем скоро полуостров превратится в закрытую военную базу, и всех жителей заставят работать за копейки. Ему показалось, что в ее словах был смысл – военные транспорты шли один за другим, все крымские трассы были переполнены колоннами БТРов и самоходок.

Антон задумался о возвращении в Николаев, эта идея скоро стала навязчивой, но Зоечке он ничего не говорил, зная, что это вызовет ее гнев. В маленькой двухкомнатной квартирке и так стало неспокойно, в ней поселился страх перед грядущим, вытеснив то чистое и светлое, что совсем недавно подарила двум неискушенным душам первая настоящая любовь. Он нервничал и, уже не стесняясь, упрекал Зоечку в равнодушии, не отдавая себе отчета, чего же он хочет от нее на самом деле.

– Так нельзя! Большинство людей даже не задумываются о том, что происходит, и ты не хочешь думать.

Зоечка вздергивала свой маленький носик, поправляла указательным пальцем очки и упрямо ему отвечала:

– Я тоже отношусь к этому большинству! И не собираюсь думать! Кто-то за меня уже подумал! Политические технологии, как тебе известно, еще никто не отменял.