Она не умела стрелять

Окольными путями – Николаич знал Киев, как свои пять пальцев – они добрались до вокзала, оставили машину возле конторы и направились к товарнякам. Встретила их дебелая баба в ватнике с красным лицом и чуть сизоватым носом – то ли от холода, то ли от возлияний.

– А, Николя! Ну, молодец, что приехал, – она скептически оглядела Жорика, – напарник у тебя больно хлипкий. Ты кого мне привез, мать твою?

Николаич хихикнул в кулак.

– Ничего, зато жилистый.

– Ладно, вон ваш фронт работы, – баба махнула рукой на ближайший товарняк, – инвентарь под навесом, оплата по факту.

– Ладно, гражданин начальник, поняли.

Баба пошла прочь, а Жорик остановился, как вкопанный.

– Мы что, будем вагоны чистить? – его голос сорвался на фальцет. – Ты с ума сошел?!

– Ты, белоручка гребаный, взял лопату и вперед! – Николаич грубо толкнул его в сторону навеса.

– Б*ть, – громко выругался Жорик, – я не смогу!

– Сможешь! Как топиться на моей станции, так первый. Вперед! Ты же дерьмо, и жизнь у тебя была дерьмовая! Хоть отработаешь мою любовь-ласку!

Работа состояла в том, чтобы вымести из вагона опилки, остатки угля, щебня – в зависимости от того, что перевозили. На первый взгляд, ничего сложного. Но если учесть, что в товарняке не менее тридцати вагонов, это занятие для Жорика показалось непосильным уже после пятого вагона. Он никогда в своей жизни физически не работал даже в детдоме, научившись притворяться больным или симулировать истерику. Но Николаича страдания Жорика не волновали. Философски заметив, что водки они выпили достаточно, пора бы и печень подлечить, он активно орудовал совковой лопатой, сгребал кучи, заставлял Жорика выметать мелкий мусор – чтобы днище вагона блестело. И Жорик выметал, не в силах разогнуться от резкой боли в спине.

К концу недели, рано утром, когда капитан снова засобирался на вокзал, Жорик сел за стол и уронил голову на сложенные руки.

– Не могу больше, Николаич! Можешь меня убить и похоронить за своим сараем, но я больше никуда не поеду. Сил нет, будет инсульт, в голове стучит.

Капитан внимательно оглядел Жорика. Он действительно плохо выглядел – лицо покраснело, взгляд стал мутным, руки дрожали.

– Что, не хочешь грехи отрабатывать?

– Какие еще грехи, что ты несешь?

– А что, у тебя грехов мало? Ты же подлец! Сам мне по пьяни всю свою жизнь рассказал. Жену гнобил? Гнобил. А мелких гнусных деяний и не счесть. Пришла твоя расплата, так плати. Будь мужиком, в конце концов, – на его лице заиграла гаденькая улыбка, он явно издевался.

Жорик озлился и вскочил, опрокинув стул, его лицо побагровело.

– Какая расплата? Ты о чем вообще? Миллионы так живут и ни за что не платят! И вообще, ты что, ангел правосудия? На себя посмотри, старый вонючий баран!

Николаич не обиделся, потер ладонью небритый подбородок.

– Не кипятись, нечего мою мебель ломать. Сядь. Все платят, мой драгоценный, только не говорят об этом вслух, молчат, боятся сознаться. Мы не видим этого наказания, думаем, что с другими ничего не происходит. А смотришь – там онкология, там депрессия, там алкоголизм или несчастный случай… Инсульт, как ты говоришь…

Жорик успокоился, обмяк, поднял стул, снова сел.

– Так уж и ко всем? А как же миллионеры, миллиардеры?

– Скажи, хоть одного миллиардера спасли от рака его деньги? – Жорик промолчал. – То-то же.

– Ну а ты сам, за что платишь?

Николаич рассмеялся.

– Это я раньше думал, что судьба наказала за равнодушие к семье. А сейчас ничего другого и не хотел бы. Пенсия капает, свобода полная, бабу терпеть не надо. Я индивидуалист, мой друг, зря женился когда-то, хотел быть, как все, за это и поплатился. А теперь – живу, как мне надо. Так что тут еще подумать надо, кому наказание, а кому счастье. И жене, думаю, хорошо без меня – на фиг ей такой козел сдался?

– А если заболеешь?

– Я, мон шер, каждый год в шикарном госпитале лежу на обследовании. Мне положено, заработал, пока по частям мотался, так что помогут. А скорую вызвать несложно, если что, подруга моя повариха рядом живет.

Жорик засопел и опустил голову. Крыть было нечем. У Николаича на все был готов ответ, будто он, давно бомжуя на своей лодочной станции, действительно познал истинный смысл жизни.

– Все равно больше не поеду на вокзал, – Жорик сказал это жестко и тихо, – просто не могу физически, сдохну. Хоть режь.

– Ладно, – Николаич снова потер подбородок, словно выросшая щетина страшно ему мешала, – у тебя есть два варианта.

– Какие?

– Первый – ты продаешь машину, деньги отдаешь мне, я тебя на них буду кормить и лечить. На время сезона будешь работать в ресторане, посуду мыть. Может, до официанта повысят.

– Во загнул! А второй? – Жорик спросил безучастно, уверенный, что спасения нет, и второй вариант еще нелепее первого.

Николаич лукаво усмехнулся, будто знал нечто крайне любопытное.

– Под Киевом в садовом питомнике набирают персонал. Думаю, что ты со своим фильдеперсовым образованием сможешь быть у них даже менеджером. Ну и машина пригодится – заказы развозить.

– Лучше в питомник.

– Предупреждаю сразу – там хозяйка далеко не сахар.