Она не умела стрелять

– Что вы себе позволяете? Вы что, пожалели меня? – ему показалось, что она вот-вот зашипит и вцепится ему когтями в лицо.

Гена не выдержал и, глядя ей прямо в переносицу, громко и устрашающе рявкнул:

– Нет, это вы себе что позволяете? Как вы себя ведете? Я что, не могу вас отблагодарить? Вы по-прежнему будете относиться ко мне, как к помойной собаке? Или боитесь, что я, как мужская особь, изнасилую вас прямо на кухне? Вам как больше нравится – на столе или возле мойки?

Марьяна несколько секунд смотрела ему в глаза, ярость на ее лице сменилась немым отчаянием, она первая отвела взгляд и слегка покраснела.

– Да, действительно, глупо. Простите меня. Я, кажется, забылась.

– Садитесь за стол, – Гена приказал это так, как когда-то приказывал новичкам-курсантам стоять смирно.

В один момент потеряв весь свой запал, она повиновалась и села, он налил ей вина.

– Я за рулем.

– Ничего с вашей машиной не случится, уедете на такси. Ну, давайте. И прошу меня простить, если я вас чем-то обидел, – он по-прежнему говорил с напором, будто боялся, что она его перебьет.

– Странно это все как-то, – она расслабилась, лицо ее стало нежным, помолодело. – Ну да ладно. Я действительно смертельно устала и голодна.

Она выпила залпом вино и стала закусывать, не глядя на Гену. Гена тоже ел молча и думал о том, что ей очень подходят эти белые розы – такие же отрешенно-холодные внешне, но наполненные бьющей через край жизненной энергией. Роскошные цветы в разгар мрачной серой зимы и оттого невообразимо притягательные. Как и эта женщина. Гена снова налил ей вина, и себе налил, потом осторожно проговорил.

– Марьяна Владиславовна, можно задать вам прямой вопрос? Только не швыряйте в меня бокалом, пожалуйста. Я не совсем здоров, – она неожиданно улыбнулась ему мягкой доброй улыбкой, которая сделала ее совершенно беззащитной, от этой улыбки у Гены вспотели ладони. – Вы его действительно так сильно любили?

Взгляд ее снова стал холодным, она моментально ушла в себя.

– Я от него зависела.

– В деньгах?

– Нет, в другом. Но я не хочу об этом говорить, это слишком женское, личное, – она поставила недопитое вино на стол. – И знаете, я все же пойду. Я в порядке, спасибо за ужин. Меня давно никто так вкусно не угощал, – она решительно встала из-за стола и направилась в прихожую. – Дайте мне, пожалуйста, пальто.

Гена помог ей надеть пальто. Когда его ладони коснулись ее плеч, он не выдержал, сильным движением обнял и прижал спиной к себе.

– Делайте со мной, что хотите, но я вас никуда не отпущу.

Тело ее напряглось, словно натянутая струна, сердце бешено заколотилось – он почувствовал это сквозь толстую ткань. Но вместо того, чтобы отпустить, рывком развернул к себе и впился в губы, почувствовав такое возбуждение, с которым справиться было уже невозможно. Ему показалось, что он сошел с ума, даже зарычал, будто добычу могли отобрать. Сейчас, сейчас… Еще секунду… Он ее просто поцелует, потискает и выставит за дверь, чтобы никогда больше не увидеть. Но Марьяна не собиралась сопротивляться и также страстно ответила на поцелуй, обхватив его шею гибкими руками.

Он плохо помнил, что было потом – взрывы с фейерверками, вселенская катастрофа, лавина, смявшая обоих, рождение новой вселенной… Или гибель…

Он даже не понял, сколько продолжалось это смятение – вечность или секунду, – понял только, что дожив до пятидесяти лет, ни с кем не испытывал таких сильных ощущений и до этого момента занимался со своими партнершами не любовью, а неким жалким подобием секса. С Марьяной он совершенно потерял голову, и она, кажется, ответила ему полной взаимностью, двигаясь с ним в унисон, подстегивая и направляя, и уже неважно было, что Гена, имея некрасивое лицо и располневший живот, внешне казался неповоротливым, словно асфальтовый каток. Она перетекала в его мощных руках живой подвижной субстанцией, легко становилась его продолжением, увлекала за собой, манила и снова растворялась в нем – как талантливая танцовщица в руках опытного партнера. Она будто знала о нем то, о чем он сам никогда не подозревал, вытащила это на свет божий, завладела новым знанием и использовала в собственных целях, заставив понять, что он до сих пор не жил, а существовал. Но до чего же это было захватывающе! Гена уже знал, что отныне готов вечно следовать за ней и никогда не останавливаться – пока не начнется агония. Теперь она ему была нужна вся – с ее дурным характером, гибкой спиной, длинными ногами и сеточкой синих капилляров на сильных бедрах.

Когда все закончилось, и они лежали, тесно обнявшись и тяжело дыша, она вдруг спросила:

– Как тебя зовут?

– Гена.

Она взяла его широкую ладонь, поднесла к лицу, нежно провела его пальцами по своей щеке, словно наслаждаясь этими прикосновениями. Потом высвободилась, рывком села и сказала в сторону стены, завешенной стареньким ковром.

– Я пойду. Извини.

Гена залюбовался ее совершенной спиной, плавно сужающейся к узкой талии.

– Я тебя никуда не отпущу.

– Я должна ночевать одна, мне так будет проще.

– Но почему?

Она замолчала. Гена сел рядом, пощекотал губами ее ушко и тихо спросил: