Она не умела стрелять

Снова раздался короткий звонок. Через секунду осторожно повернулся ключ в замке, дверь открылась и захлопнулась. Гена тяжело заворочался, с усилием приподнялся на локте – ведьма вошла в комнату и села напротив него в кресло, не снимая пальто и своей дурацкой шляпки. Он демонстративно отвернулся к стене, натянул на голову одеяло, понимая, что ведет себя глупо, по-детски, но ему было очень плохо, разговаривать и уж тем более объяснять, почему он не явился на перевязку, не было сил. Всё, жизнь закончилась, задание провалено, старый Шрек заболел и скоро умрет. Побыстрее бы.

Его гостья встала и вышла, он услышал, как зашумела вода в ванной. Потом она вернулась.

– Давайте посмотрим рану, не упрямьтесь, ну? Повернитесь ко мне, пожалуйста.

Она коснулась его плеча. Это прикосновение показалось ему очень нежным, будто на обнаженную кожу села невесомая бабочка. Голос ее был тихим, каким-то бестелесным, обессиленным. Гена откинул одеяло, покорно лег на живот.

– Делайте, что хотите.

Она как-то очень ловко чуть приподняла его, засунула под мышку градусник, сама приспустила его полосатые семейные трусы (вот позор!), стала осматривать рану. Потом вытащила градусник.

– Ничего, в общем неплохо. Сейчас будут два укола, потерпите, – послышался звон вскрываемых ампул, шелест упаковки. Он вздрогнул всем телом, почувствовав первый укол, на втором стерпел. – Я сейчас перевяжу рану, дренаж можно будет удалить.

Гена молча позволил сделать с собой все, что она хотела – было не больно. У ведьмы оказались твердые холодные пальцы, их прикосновения к ягодице, почти интимному месту, его странно взволновали и почему-то устыдили. Он подумал, что по приезду в Москву надо будет обязательно познакомиться с какой-нибудь бойкой дамочкой. Кажется, он уже совсем озверел от одиночества – собрался умирать, а все равно мерещится черт знает что. Проклятый мужской инстинкт!

Докторица зачем-то отправилась на кухню, по-домашнему завозилась там, заскрипели дверцы старых шкафчиков. Потом, даже не заглянув в комнату, ушла совсем. Гена подумал с обидой: «Хоть бы доброе слово сказала на прощанье, стерва». После уколов сильно захотелось есть, он с трудом поднялся, накинул на плечи растянутую футболку, потащился на кухню. В холодильнике и на полках было пусто, только в шкафчике завалялась половина пачки пшеничной крупы двухлетней давности. Он поставил на газ кастрюльку с водой – варить кашу. Конечно, до судорог в животе хотелось мяса – поджаренного, с корочкой. При мысли о мясе болезненно свело желудок, рот наполнился обильной слюной. Сколько же он не ел толком, без аппетита подбирая остатки сухого сыра и какие-то старые консервы? Да, кажется, была еще съедена банка яблочного повидла, купленная в ближайшем магазинчике «Везунчик». И кофе. В данный момент еды не осталось никакой, но выбраться из квартиры он пока был не в состоянии, пойдет и каша. В Африке ящериц ели, и ничего.

Снова хлопнула входная дверь, в кухню вошла докторица и поставила на стол два внушительных пакета, внутри восхитительно звякнули какие-то баночки. Она кинула быстрый взгляд на его сиротскую кастрюльку, проговорила бесцветным голосом:

– Идите отдыхать, я сделаю ужин.

Гена насторожился, спросил с вызовом:

– К чему такая неожиданная забота?

Она подняла на него глаза, и его внезапно обожгло взглядом, в котором кипела глубокая затаенная боль.

– Идите же! – ему показалось, что она легонько притопнула ногой в элегантном ботинке.

Спорить с ней не было сил, да и хорош был спорщик в семейных трусах с нависающим брюшком и накинутой на квадратные плечи растянутой футболке! Он демонстративно отвернулся, побрел в комнату, плюхнулся на свой диван, к которому за эти дни, кажется, прикипел всем телом и, вконец обиженный, уснул. Когда он открыл глаза, женщина сервировала перед ним маленький столик. На нем уже стояла глубокая тарелка с горкой упоительно пахнущих котлет, кастрюля с вареной картошкой – та самая, где он собирался готовить свою постную кашу, квашеная капуста, обильно посыпанная мелко нарезанным зеленым луком. У Гены громко заурчало в животе.

– Вам надо поесть, – она сказала это очень мягко. – Вас уговаривать? Или покормить с ложечки?

– Не надо, – Гена сел и схватил широкой лапой тонкую вилку.

Он был настолько голоден, что, поглощая ужин, даже не обратил внимания, ест ли она. Когда он поднял глаза от пустой тарелки, ведьма невозмутимо сидела со своей маленькой чашечкой, пила кофе и смотрела на него ничего не выражающим взглядом. Он чуть не подавился.

– Почему вы не едите?

Она вежливо улыбнулась уголками четко очерченных губ.

– Я поела, пока готовила. Спасибо.

– Марьяна Владиславовна, у вас какое-то горе?