Она не умела стрелять

– Мне было четыре или пять, не помню, очень понравилась соседская девочка с милыми светлыми кудряшками. Однажды, когда мы играли на детской площадке, я подошел к ней и подарил красное пластмассовое ведерко. Она меня обняла и поцеловала в губы, по-настоящему. Я тогда впервые в жизни почувствовал настоящее возбуждение, обхватил ее руками и прижал к себе. Мне было стыдно, но я уже не мог ее отпустить, а что с ней делать дальше, не знал, представляешь? – он смущенно засмеялся. – До сих пор почему-то стыдно.

Ксана подняла голову и удивленно посмотрела на него, ее зрачки были чуть расширенными от сумерек, и от этого голубые ободки радужки показались особенно светлыми.

– А что было потом?

Родион поцеловал ее задрожавшие веки.

– Прибежала ее мама, увела девочку, меня обозвала гадким развратным мальчишкой и запретила подходить к ее дочери. А что тебя так удивило?

– Когда мне было пять лет, соседский мальчик тоже подарил мне ведерко, и я поцеловала его в губы.

– Правда, – Родион рассмеялся, – этого просто не может быть! Тогда объясни мне, зачем ты это сделала? Я всю жизнь гадал причину такого поцелуя – она точно не была в меня влюблена, потому мы вместе никогда не игрались.

– Все просто. Мои папа с мамой часто так делали, и я уяснила своими маленькими мозгами, что это очень хорошо. Рассказать тебе свою историю, тоже очень стыдную?

– Да, расскажи. Хочу знать, кого ты соблазнила в юном возрасте.

– Когда меня повели в первый класс, мне очень понравился школьный турник, но мне не разрешали к нему даже подходить. Через неделю я отпросилась в туалет с урока математики, залезла на турник и долго висела там вниз головой с трусами на всеобщее обозрение. Надо мной смеялись какие-то мальчишки, но я была счастлива и не обращала на них внимания, моя мечта сбылась. С турника меня снял директор, папу вызвали в школу. В общем, был настоящий скандал. До сих пор стыдно вспоминать про эти трусы и мальчишек. Представляешь, они даже показывали на меня пальцами.

Родион с нежностью погладил ее по голове.

– А я в это же время, как раз через неделю после первого звонка, тоже залез на турник и сразу с него свалился. Но неудачно – сломал палец на левой руке, долго рыдал. Охраннику тогда сделали выговор. В общем, в отличие от тебя, с потерями.

– Странно, как много похожего.

– Да нет, просто мы с тобой были нормальными детьми со счастливым детством.

– А твои родители любили друг друга?

– До сих пор любят. Знаешь, они идеальный пример благообразных старичков, сохранивших до старости чувства друг к другу. Я им завидую.

– А ты часто к ним приезжаешь?

– Раз в год. Они живут в Швейцарии, папа там работал дипломатом, там же решили и остаться. Хорошее место, спокойное, как раз для них.

Ксана чуть поерзала, удобнее устраиваясь, обхватила ладонями его руку и прижала к своей холодной щеке.

– А почему ты не стал дипломатом?

– Из духа противоречия. Хотел всего добиться сам.

– Добился?

– Нет, построил бизнес на деньгах семьи. У нас по-другому не получилось бы. Мои родители очень правильные, они сказали мне тогда, что я волен выбрать любой путь, но отказ от их помощи равносилен предательству, потому что наступит время, когда и мне придется точно также помогать своим близким.

Родион вдруг подумал, что смертельно соскучился по своим родителям, у которых не был с момента своей женитьбы. Когда они приехали знакомиться после свадьбы, в первый же вечер Виолетта позволила себе бестактность по отношению к его матери. Больше они к ним не ездили, он не видел родителей, на самом деле, уже четыре года. Родион захотел сказать Ксане, что обязательно повезет ее в Швейцарию, и …промолчал. Он не знал, с чем столкнется в Москве. Будущее пугало, делиться своими страхами с Александрой он не хотел, она и так натерпелась безмерно.

«Как же страшно выпустить ее из рук! Господи, помоги мне», – он зачем-то обратился к похожему на чашу облаку, которое стало чуть фиолетовым по краям, потяжелело, на глазах теряя нежные пастельные оттенки. В этот момент облако ярко вспыхнуло зарницей, будто внутри него пряталась молния и, не выдержав собственного напряжения, наконец, взорвалась.

– Ты видел? – Ксана возбужденно зашевелилась. – Как же здесь красиво!

Он отпустил ее и налил вина.

– За нас с тобой. Давай запомним этот вечер, он действительно чудесный.

Ксана, совершенно уверенная, что скоро они с Родионом расстанутся навсегда, промолчала. Она уже решила не отпускать из своей памяти этот яркий закат и отныне каждый вечер переживать его заново – до самой старости, пока будет помнить. Ее счастье, пусть и ненадолго, состоялось. Этого достаточно, чтобы каждый день чувствовать себя настоящей, живой, какой-то незнакомо целостной, словно это счастье заполнило ее душу до краев силой и осветило самые темные уголки. Воистину, тот, кто не любил хоть раз в своей жизни, не жил. Она до Родиона точно не жила, прошедшие годы были похожи на серые страницы бестолковой книги, написанной невразумительным, бездарным языком.

Как же она благодарна ему за это удивительное чувство – нежность! О настоящей нежности она до Родиона не знала ничего!