Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный

Ну хорошо, таково решение. По каким-то причинам. Но каким? По каким причинам те двое, Томми и Ирэн, решили, что другого выхода для них нет, и они должны всему положить конец. Они должны… Что там говорилось в записке? «Только так мы можем покончить со страданиями своими и других». Хорошо, они решили положить конец страданиям, каким? Никто и не знал об этих страданиях, черт их побери! Майкл Тейер, кандидат в главные рогоносцы года, предоставляет жене полную свободу! Так кто же знал обо всем этом? Где же все остальные страдальцы? Нет никого! Барлоу жил со своим братом Амосом, а тот вообще ничего не знал об Ирэн. Так что уж он, наверняка, не страдал. Да и вообще, зачем ему страдать, даже если он и знал о девушке своего брата?

А Мэри Томлинсон? Она все это одобряла, так что и она совсем не страдала. Никто не страдал. Все это отпадает. Тут что-то другое.

Так что можно признать, что никто не страдает.

Но в записке говорится: «покончить со своими страданиями». Слово «своими» неправильно написано Надо бы найти какую-нибудь информацию о Томми и Ирэн, как у них с орфографией, взглянуть на их письма… Как там? Покончить со своими страданиями и других… Но Томми и Ирэн не страдали, они встречались друг с другом тайно, каждую неделю, а может быть, и чаще. И вообще, никто не страдал. Так что эта фраза в записке не имеет смысла.

Если, конечно, никто не лжет.

Ну, например, Тейер. Если предположить, что, на самом деле, он знал о встречах своей жены с Томми и что из-за этого мучился, и что отказал в разводе, а может быть, он страдал. В таком случае, все в записке верно, и нет выхода. Газ открыть — и все.

А может быть, молодой Амос знал, что его брат встречается с Ирэн, и ему это не нравилось, и он не велел ему встречаться с замужней женщиной и сказал ему, что у него сердце разрывается оттого, что брат ввязался в безнадежное дело. В таком случае записка тоже была бы точной. Амос страдал — нет выхода. Ну что ж, тогда в кухню, к газовой плите.

А может быть, это Мэри Томлинсон, мягкая, великодушная, знающая о делах своей дочери. Может быть, и ей все это не нравилось? Может быть, она сказала дочери, что развод — дело грязное. Каким бы грубияном ни был Тейер, могла бы посоветовать: «Терпи, доченька, постарайся привыкнуть». Отсюда и записка, а затем и газ. Тогда в этом случае тоже кто-то лжет. И это неразумно. Зачем лгать, если скрывать нечего?

Зачем настаивать на том, что произошло убийство, если они все знают, что у Томми и Ирэн были настоящие причины убить себя. Обычно не лгут, скрывая самоубийство.

Нет, подожди минуточку! Наверное, можно и лгать, если считать самоубийство чем-то позорным, пятном на чести семьи, чем-то непристойным и даже наследственным, что может сказаться на отношениях с родственниками и друзьями! Никому не нравится самоубийство. Может быть, поэтому и лгут? Может быть, они считают, что и глазах общества убийство выглядит более пристойно и статус его выше, чем самоубийство. Да, моя дочь- бедняжка и ее любовник были убиты. А вы разве не шали? Да, моя бедная жена была убита во время любовного свидания, вы слышали? Да, моего бедного брата укокошили, когда он был в постели с любовницей. Просто блеск! Убийство — почетно, самоубийство — позор!

«Ну, а может быть, все-таки самоубийство, — размышлял Карелла. — Может быть, вошли в квартиру, разделись, ясе с себя сняв, нет… не все. Оба остались в трусах, /(умали, что неприлично, если их найдут мертвыми и голыми. Уж, по крайней мере, не совсем голыми. Сняли кое-какую одежду, сняли очень аккуратно, и так же аккуратно сложили и повесили. Двое очень аккуратных людей. Уж, конечно, они не хотели, чтобы их нашли совсем обнаженными, конечно, нет. Поэтому оставили нижнее белье ради приличия. О господи, как мне до смерти надоело это проклятое дело, как я ужасно устал каждый раз видеть одно и то же за той проклятой дверью, за которой скрывается убийство. Как я устал. Почему они не могут сохранить ее? Зачем они выставляют себя напоказ всем, как бедные, жалкие, Хсмятенные существа, которые так и не овладели искусством жить вместе? Зачем обязательно показывать всему миру и друг другу, что единственное, на что они способны, — это умереть вместе! Не впутывайте сюда газ и взрыв, не заливайте все кровью, оставьте свою проклятую личную жизнь себе. Пусть она будет личной?!»

Он опять остановился перед светофором и на минуту закрыл глаза. Когда снова открыл их, ум его четко заработал, и опять он детектив второго класса, Стефан Луис Карелла, полицейский знак номер 714 56 32.

Томми получил квартиру.

Они пошли туда с двумя бутылками виски.

Они напечатали предсмертную записку.

Они включили газ.

Они сняли с себя почти всю одежду.

Они пытались напиться, пытались заниматься любовью.

Газ одолел их, прежде чем они смогли сделать и то, и другое.

Они умерли.