Читаем Они узнали друг друга полностью

— Исследуя руки юных музыкантов, я нашла у них более ранние, чем у сверстников по возрасту, точки окостенения в мельчайших косточках кисти и в то же время крайне медленное срастание кисти за счет хряща. Какие-то причины, с одной стороны, укрепляют руку, а с другой — способствуют ее росту. Я не сразу распутала этот причудливый клубок. Сейчас мне все ясно: упражнение музыкой налагает на кисть дополнительный труд — быть опорой для сокращающихся мышц, и природа спешит ее укрепить. С другой стороны, длительная тренировка стимулирует усиленное питание хряща, продлевая этим его существование, тогда как его окостенению давно пришла пора.

Юлиан Григорьевич выслушал меня, чему-то улыбнулся и сказал:

— Я то же самое подметил у подростков, обучающихся балету. Как и ты, я пришел к заключению, что упражнения вынуждают кость, несущую главную нагрузку, укрепляться и, поддерживая этим жизнь хряща, способствуют росту конечности… У меня даже об этом написана статья… Можно будет в ней отметить и твои наблюдения.

Легко отделавшись от успеха, стоившего мне много сил и труда, и лишив надежды вернуть его на путь, от которого он все более удалялся, Юлиан Григорьевич весело сказал:

— Теперь послушай мою историю… Потешная, но крайне любопытная. Никто эти исследования мне не поручал; заслышав о них, я сам напросился на командировку в горный Алтай, в урочище Шибе, далеко на реке Урале. Археологи обрадовались моему приезду и задали мне ряд труднейших задач…

Дальше следовало красочное повествование, выслушанное мной с завидным терпением.

До моего сведения было доведено, что ученые, разворошившие курган высотой в два метра и сорок пять в диаметре, нашли в искусно выдолбленной колоде — саркофаге — мумифицированный труп. Вечная мерзлота под каменным покровом могилы сохранила тело, — вернее — чучело того, кого верноподданные так пышно хоронили. Удаленные внутренности и мускулатура были замещены растительной массой, головной мозг извлечен через специальное отверстие в черепе. Все разрезы на теле и глаза зашили толстыми нитками. Могилу впоследствии разгромили, и все, что могло указать на общественное положение умершего, исчезло.

В те далекие времена — сто лет до нашей эры — и царь и вождь сочетались в воображении народа с божественным началом. Это не мешало, однако, опытным грабителям обирать могилы тех и других. Злоумышленники преодолели каменный свод из крупных обломков скалы, тринадцать рядов бревен над погребальной камерой, проникли в яму глубиной в семь и площадью в тридцать пять метров. Здесь, в двойной камере, срубленной из тесаных бревен, покрытой двумя потолками, они нашли свою добычу. Обремененные ею, они не подобрали оброненных в пути драгоценностей, оставили нетронутыми отделанные золотом уздечки на четырнадцати погребенных лошадях…

Похороны обставили торжественно, с великими почестями, но кого именно археологи откопали — хана или вождя?

— Это был трудный экзамен, — сверкая от удовольствия глазами, уверял Юлиан Григорьевич, — и я все-таки успешно его сдал.

Надо сознаться, что сдержанность моя давалась мне нелегко, судьба безвестного властителя, как и ритуал его похорон, больше вызывали во мне раздражения, чем интереса. Не нравились мне в речи мужа хвастливые нотки, не свойственные ему. Я все еще не смирилась с мыслью, что можно оставить больницу, насущные нужды больных и многообещающие научные исследования ради какой-то алтайской небылицы.

— Такую задачу решить нетрудно, — сказала я, — ни вещественных, ни письменных доказательств нет, любое утверждение уж тем бесспорно, что опровергнуть его нельзя.

Моя ирония нисколько не тронула его, с некоторых пор он словно не замечал моих колкостей или откликался на них веселым смехом.

— Ты ошибаешься, — с многозначительной усмешкой произнес он, — вещественных доказательств было более чем достаточно, в моем распоряжении был скелет, от него ничего не скроешь. А ведь я разглядел его внимательно. Позвоночный столб мне больше рассказал, чем любые свидетельства современников. Он изрядно обносился и утратил свою форму преждевременно. Некоторые позвонки стали плоскими, продольная связка грудных позвонков окостенела. Шесть из них слились в единое костное образование, утратив всякую подвижность. Правое и левое бедро оказались неравномерными, левое короче правого на два сантиметра. В саркофаге лежал рано состарившийся, прихрамывающий старик с почти неподвижным позвоночником. Инвалидом он стал задолго до смерти.

Я не представляла себе, как можно с помощью позвоночного столба, независимо от его состояния, грудных позвонков более или менее окостеневших и неполноценного бедра определить социальное положение погребенного. Задание, по всей видимости, завершится домыслом, продиктованным страстью к злополучной антропологии.

— Подобными свидетельствами, — сказала я, — можно раба объявить повелителем, а казненного преступника вождем страны.

Он удивился моему нетерпению, пожал плечами и заметил, что на могилах преступников не возводят курганы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза