Они жаждут

Лестница закончилась у закрытой двери. Палатазин знал, что за ней находится винный погреб, где их ждут собаки и Бенефилд с деревянным посохом. Вряд ли Бенефилд уже превратился в вампира, раз уж король решил сделать из него смертного слугу. Но что, если у него, кроме посоха, есть еще пистолет или нож? Палатазин налег на дверь, и та приоткрылась со скрипом на пару дюймов. Он увидел череду просторных комнат, уставленных пустыми винными стеллажами. На одной из полок стоял фонарь, его луч освещал бешено рычащих и прыгающих собак. Затем в поле его зрения появился Бенефилд, который одной рукой стучал посохом по полу, удерживая стаю на расстоянии, а другой бросал собакам куски сырого мяса из подвешенной через плечо кожаной сумки. Немецкая овчарка метнулась вперед, норовя выхватить окровавленное мясо прямо у него из руки. Бенефилд крикнул: «НАЗАД!» – и треснул ее по голове своим оружием. Овчарка взвизгнула и отскочила, а остальные уже карабкались вперед через ее спину.

– Был бы у меня порошок, я бы с вами разобрался! – тихо проговорил Бенефилд и ухмыльнулся. – Да-а-а, если бы у меня был порошок, я бы разбросал его прямо в ваши морды и по-настоящему с вами разобрался. Эй, назад! Назад, черт побери!

Он стоял спиной к двери, примерно в пятнадцати футах от нее.

Палатазин собрался с духом и шагнул через дверь в зал, подняв молоток.

Серая дворняга, чья морда уже кровоточила, бросила на вошедшего взгляд и оскалила зубы, неистово лая, так, что чуть не лопались барабанные перепонки. Бенефилд начал поворачивать голову, и Палатазин понял, что не успевает до него дотянуться. Он прыгнул вперед, и у Бенефилда, узнавшего его, округлились глаза. Посох взметнулся в темноте к лицу Палатазина, но тот поднял руку и принял удар на предплечье, чуть ниже запястья. Затем бросился головой вперед на Бенефилда, и они повалились на пол, среди лающих голодных собак. Перекатившись по полу, Палатазин попытался ударить противника молотком в висок, но Бенефилд схватил его за правое запястье и начал сжимать, словно тисками. Он выронил посох, свободная рука поползла вверх и нащупала горло Палатазина.

Вокруг рычали собаки, напрыгивая, хватая за рукава и манжеты, щелкая зубами перед лицом. Некоторые из них принялись драться между собой за остатки мяса, а одна вцепилась в кожаную сумку и попыталась сорвать ее с плеча Бенефилда. Палатазин ударил его в лицо кулаком, который мгновенно онемел; из носа Бенефилда потекла кровь, но тот ухмыльнулся и сдавил руку Палатазина еще сильней. Какая-то собака цапнула Палатазина за рукав. Другая укусила Бенефилда за ухо и оторвала кусок мочки, но этот подонок уже не чувствовал боли, не чувствовал ничего, кроме жажды убийства. Он перекатился по полу и оказался над Палатазином, прижал коленом молоток и начал сжимать горло противника обеими руками. Палатазин пытался вдохнуть, в висках застучало, чьи-то зубы вгрызались в левую лодыжку, а лицо обдавало зловонным дыханием другой собаки. Остальная стая с безумным, кровожадным воем скакала вокруг дерущихся людей.

Томми поднял посох и отпрыгнул от еще одной собаки, с рычанием бросившейся на него. Он ткнул в нее посохом, попав прямо ей в горло, и отогнал прочь. Собаки попятились от знакомого оружия, и вокруг Томми образовалось свободное пространство. Он прицелился и опустил посох на затылок Бенефилда. Тот хрюкнул, но не разжал пальцев.

– ОТПУСТИ ЕГО! – крикнул Томми и ударил снова.

Посох сломался посередине, оставив Томми с трехфутовым обломком, расщепленным на конце.

Бенефилда отбросило в сторону. Его голова с глухим стуком ударилась об пол, и Палатазин убрал его застывшие пальцы с ямок на своем горле. Потом встал, попятился от собак, скачущих и рычащих со всех сторон. Однако Палатазин их больше не интересовал, они с яростью набросились на кожаный мешок Бенефилда, забираясь на его тело и отгоняя друг друга. Одна из собак вырвала сумку и убежала вместе с ней, остальные бросились следом, только некоторые задержались, чтобы проглотить разбросанные по полу куски. Стая скрылась из глаз в дальнем углу зала, среди сотен высоких винных стеллажей. Палатазин посмотрел на Бенефилда, затем перевернул и послушал, бьется ли сердце.

– Он умер? – тяжело дыша, спросил Томми. – Я… убил его?

Палатазин встал и взял с полки фонарь.

– Нет, – хрипло проговорил он.