Оно-но-Комати

– Теперь эти храмы разрушены, а император Ниммё почил, и больше не воскреснет. Жизнь в Киото стала дорогой, и теперь я много трачу денег на содержание своей семьи.

– Надеюсь, у тебя всё хорошо, сын? – спросил Ичиро.

Джун покосился на меня.

– У меня всё хорошо. На будущий год я приеду к тебе с внуками, а сейчас….сейчас даю тебе три дня, чтобы эта женщина покинула селение, иначе…..

– Иначе, что, Джун-сан?

В его глазах сверкнули искры злости.

– Иначе мне придётся выдать эту распутную женщину императору Монтоку, и он казнит её, как хотел много лет назад, но не успел из-за траура по усопшему отцу. Она затуманила разум императора Ниммё и твой, отец.

– Замолчи!

Ичиро замахнулся на сына, затем отошёл в сторону.

– Уезжай, Джун, я не желаю тебя больше видеть, и передай твоей семье, что я сам к ним приеду, чтобы навестить вас в киото.

Джун не уехал, устроился в небольшом гостевом домике, каждое утро ему приносили завтрак, а по вечерам огни в его доме гасли, и он куда-то исчезал.

Мне было досадно, что я явилась причиной испорченных отношений между отцом и сыном.

Как-то раз я всё же, решилась выйти за пределы дома Ичиро, чтобы прогулятсья по окрестностям. Дожди, наконец, прошли, и вот уже несколько дней светило Солнце, лаская землю своими нежными лучами.

Ичиро тоже куда-то уехал (в небольшой городок Осака), где у него, как он говорил, были кое-какие дела, связанные с его поместьем. Сверчки пели ночные серенады, а я вспоминала своё детство, когда вместе с Кимико убегала на холм, чтобы слушать это «пение». Родители, конечно же, хватались нас, потому что мы не приходили к ужину. Они заставляли уставших слуг блуждать по всей округе в поисках нас. Объявлялись мы довольно поздно, приходили, потому что слугам было невдомёк просто подняться на холм и искать нас именно там. Мама никогда не отчитывала нас, она просто обнимала нас и целовала, радуясь, что мы нашлись, и нам больше ничего не угрожает.

Однажды мы взяли маму с нами на холм, чтобы она тоже могла послушать громкий треск ночных сверчков. Помню, как радовалась мама, она, словно, маленькая девочка, захлопала в ладоши и восхищалась наблюдательности своих дочерей.

Теперь всё это ушло, исчезло. Мамы давно нет, а Кимико….Где она? Разочарование в любви стало «бичом» для нашей семьи, лишь наши родители были счастливы друг с другом, совсем не подозревая того, что их дети хлебнут унижения и предательства.

Йошинори хотел увязаться за мной, но я убедила его, чтобы он не беспокоился за меня, что я скоро вернусь и велю служанкам накрывать на стол к ужину. Кажды вечер я ждала возвращения г-на Ичиро, но он не приезжал, и от этого напряжение усиливалось. Так бывает, когда человек, о котором ты думаешь, не появляется.

Те времена были неспокойными; в разных частях Японии, то здесь, то там, вспыхивали мятежи. Я боялась, что Ичиро мог оказаться жертвой нападения разбойников. Сверчки «пели», но не так бурно, как во времена моего детства, далёкого и почти забытого. Видимо, нынешнее время оказалось некомфортным даже для маленьких сверчков, или, быть может, напряженные мысли людей передавались и им?

Я присела на одиноко стоящую скамью в середине сада. Сакуры все в цвету, клонились к земле, а под ними ползли тени, готовые погрузить во мрак чуть ли не весь сад.

Слуги зажигали огни возле дома и в саду, оранжевый фонарь осветил одиноко стоящую статую Хоттэя, несущего радость и изобилие. Я любила Хоттэя, как и моя сестра Кимико, но вот ни разу не посвятила ему ни одного моего стиха. Я была уверена в том, что Хоттэй не был в обиде на меня, потому что он был добрым и мудрым в отличие от большинства людей, жаждавших власти и денег.

Я вытащила из сумочки, которую всегда носила с собой, листок с изображением Сапфо, всмотрелась в облик этой великой женщины, что делала периодически, когда мне было пусто и одиноко на душе. Именно тогда в тот день в поместье г-на Ичиро я чувствовала подобную пустоту.

В городке Осака я никогда не была, однако благодаря своему непомерно развитому воображению представляла себе его стройные домишки с маленькими садами, полными благоухания особенно в этот сезон.

Глаза великой Сапфо смотрели на меня, будто, древнегреческая поэтесса с далёкого острова Лесбос говорила мне: «Скажи мне, что тебя так угнетает и разъедает душу твою, и я развею твою печаль, дорогая».

….Я развею твою печаль….

– Ты была великой и останешься такой всегда. Люди будут помнить тебя….в отличие от меня. Пройдёт время, и Оно-но Комати, распутная гейша Оно-но Комати, канет в забвение……

Тишина. Нет ответа. Лишь огромные глаза Сапфо сияют в темноте, благодаря кучке смелых светлячков, решивших, как и я, прогуляться «по саду» в этот нежный день на исходе осени, когда Солнце уже не такое палящее и злое, как в разгар лета.