Оно-но-Комати

Он не знал тогда, что я совсем не хотела оставлять эту тихую уютную гавань, чтобы окунуться в продажный мир гейш. Он не знал того, что ему угрожала опасность, исходившая от его собственного сына; он не знал того, что своим отъездом я спасала его….

Я удостоилась лишь презрения этого человека. Ещё одного человека, испытавшего ко мне искренние чувства, которых мне так не хватало в моей жизни. Но я заслужила лишь презрение, насланное на меня безжалостной злодейкой-судьбой.

….И чего хочу для души смятенной.

В ком должна Пейто

Укажи, любовью

Дух к тебе зажечь?

Пренебречь тобою

Кто, моя Сапфо?

Прочь бежит? –

Начнёт за тобою гоняться.

Не берёт даров? –

Поспешит с дарами.

Нет любви к тебе?

И любовью вспыхнет,

Хочет, не хочет…..

……

По прибытие в Шайори я увидела, что мой домик, который я занимала вместо покойной Мэзуми, оказался занят. На крыльце горели красные фонари, как и везде во всём заведении г-жи Наоми.

– Откройте! Огткройте! – кричала я.

– Кто там? – раздалось изнутри.

– Это я, Оно-но Комати.

– Тебя зовут не Оно-но, ты – Шайори.

– Откройте!

Кто-то прошаркал изнутри, наконец, дверь открылась, на пороге стояла растрёпанная гейша с напудренным лицом, её груди были обнажены, её шатало, вероятно, после изрядно выпитой порции сакэ.

Вероятно, в доме шла полным ходом вечеринка, потому что из глубины раздавались песни, звучавшие не в рифму. Девушка была очень красива, как Мэзуми, и точно такой же дикий блеск был в её глазах. Она была очень молода, ей едва ли исполнилось шестнадцать. Она поднесла фонарь к моему лицу, затем осветила повозку с сидевшим в ней Йошинори, затем свет фонаря вновь отразился на моём лице.

– А ты действительно хороша собой, – произнесла гейша.

– Как твоё имя? – спросила я.

– Юко.

– Юко? Я не знала тебя.

– Потому что г-жа Наоми недавно привезла меня сюда и разрешила принимать клиентов в этом доме.

– Принимать клиентов? – прошептала я, – но ты, ведь, ещё очень молода. Что привлекло тебя сюда?

– То же, что и тебя.

– Я попала в гарем не по своей воле.

– А ты думаешь, дорогая, что я пришла в гарем сама по собственной воле?

Я пожала плечами:

– Ничего я не думаю. Я вернулась, мне негде остановиться.

Юко упёрла руки в бока.

– Ты можешь переночевать здесь сегодня, но учти, этот дом отныне принадлежт мне.

Она кивнула на повозку:

– А это кто?

– Мой музыкант Йошинори, он всегда сопровождает меня в моих поездках.

– Красавчик. Он твой любовник? – спросила Юко, – здесь принято держать любовников помимо клентов. Они денег не приносят. Зато заботятся о тебе. У меня тоже есть любовник, но он сейчас пьян. Правда, иногда становистя буйным и поколачивает меня.

– Йошинори слеп от рождения, – спокойно произнесла я, – он – музыкант, потому что ощущает красоту музыки, и он – не мой слуга.

– Не слуга? – удивилась Юко, – но тогда почему он сопровождает тебя к твоим клиентам?

– Это – его личная воля.

Казалось, мой ответ ещё сильнее удивил Юко, она долго смотрела на Йошинори, как бы стараясь понять то, что я хотела ей сказать.

– Но это невозможно, этого не может быть, – сказала она, немного протрезвев.

Она посторонилась, пропустила меня в дом.

– Хорошо, проходи вместе со своим приятелем. Скоро снова начнётся дождь, и я не хочу, чтобы вы оба промокли. Юко вовсе не такая жестокая стерва, как о ней все здесь думают.

Я с сочувствием посмотрела на этого позвзрослевшего телом, но не душой, ребёнка, обняла её и прошептала:

– Нет, ты не стерва, ты очень добрая, просто жизнь жектоко обошлась с тобой, ты мстишь людям за эту жестокость, даже не осознавая этого. Но я тебя понимаю и не осуждаю.

Девушка оттолкнула меня, в уже окончатедльно протрезвевшем взгляде я прочла страх – страх того, что кто-то проник в самые глубины её души, которые она тщательно скрывала от окружающих.

Юко оттолкнула меня, её лицо исказилось от гнева, в глазах стояли слёзы.

– Только не думай, дорогая, что своими сладкими речами ты разжалобишь меня.

Йошинори и я оказались в этих уже ставшими чужими для нас стенах с вещами. Юко повела нас в соседнюю комнату, где сейчас было темно и холодно.

– Вот, оставайтесь здесь. Я велю служанкам растопить печь.

Сквозь щель в двери я видела, как в длинном корридоре девушка вместо служанки столкнулась с огромным японцем. Ещё немного раздавшись вширь, и по внешнему виду он мог вполне стать борцом сумо.

Я не слышала, о чём они говорили, только с каждым разом речь толстяка становилась громче и агрессивнее, в то время, как слова Юко терялись в возгласе его недовольства. Он замахнулся и ударил девушку, она отлетела в сторону, затем поползла за толстяком, цепляясь за его жирные щиколотки. Я вышла из темноты отведённой нам комнаты. Жёлтый светильник на полу немного ослепил меня, заставив зажмуриться.

Я приблизилась к толстяку, помогла поднятсья Юко. В углу её правого глаза я заметила несколько коровоподтёков, через несколько часов там будет синяк, и Юко придётся сильно припудривать лицо и скрывать свои слёзы перед остальными клиентами, как это делали другие гейши.

– Не трогай её! Я не позволю! Иначе будешь иметь дело со мной!