Оно-но-Комати

Я давилась слезами, но не могла остановить их поток.

Император улыбнулся, и богам известно, с каким трудом далась ему эта улыбка.

– Прошу тебя, моя богиня Оно, потанцуй для меня. Я слишком давно не видел твоих танцев.

– Какой же танец Вы хотели бы увидеть, Ваше Величество? – спросила я, вытирая слёзы.

– Станцуй мне танец приветствия….Приветствия Солнцу Богини….Гуань….Инь….. тогда в тот день, когда ты приехала в Киото….после стольких лет моей разлуки с тобой….. ты танцевала на сцене именно…..именно этот танец.

……Богиня Удачи,

Улыбнись мне

И встреть со мной

Восход Солнца,

Как встречают его

Все боги Утра.

Богиня Удачи,

Послушай моё сердце,

Которое просит Тебя

О благе всей Земли,

Когда падает луч

Солнца на Землю,

Всё расцветает,

И распускается ароматная сакура

В чаше моего сердца.

О, мой возлюбленный,

Прими эту сакуру,

Я даю её тебе,

И отныне сердце моё

Перестанет биться…..»

Самисян жалобно пел под нежными руками слепого Йошинори. Казалось, сердце музыканта и его инструмент слились воедино.

Я танцевала перед лежавшем на смертном одре императором, но не чувствовала своего тела, будто, оно растворилось в воздухе. В тот момент я была не телом, а душой; и тело моё двигалось само навстречу её порывам и подчиняясь её воле.

Мне казалось тогда, что окружающий меня мир перестал существовать; была только я и император, и нас окружало сияние света, лившегося откуда-то изнутри. Откуда был этот свет, это сияние? И почему такую большую печаль чувствовало моё сердце? Всё растворилось вокруг, перестало существовать, и даже слепой Йошинори исчез, оставалась лишь его дивная мелодия, заполняющая собой всё целиком и полностью. Остался молодой самурай Тэкэо и девочка Оно-но Комати, восхищающаяся цветущим садом с сакурами и стремящаяся к белой беседке у озера. Осталась его улыбка и моя любовь к нему….Осталась моя душа и его……. Осталась Вечность, поглотившая собой мой танец, и мы оба растворились в этой Вечности…….

……..

После смерти императора мне было позволено участвовать в погребальных церемониях и сопровождать прах Ниммё с процессий в гробницу.

Однако затем после окончания погребальной службы по указанию принца Монтоку я была доставлена во дворец в его покои. Монтоку был молод, статен, однако жестокость, жившая в его сердце и питаемая его родственниками по материнской линии, отдаляла его от отца. Принц появился в покоях уже после окончания всех обрядов. Оставив слуг снаружи, он с любопытством обошёл меня со всех сторон, будто, я была статуей. Он прикоснулся к моему лицу, затем резким движением приблизил меня к себе.

– А ты действительно хороша так, как о тебе говорят, – произнёс Монтоку, – я хочу, чтобы ты стала звездой моего гарема.

Мой печальный взгляд насторожил будущего императора.

– Моя мать Набуко ненавидит тебя, и я знаю, почему. Она завидует тебе. Мой брат Такиясу любит твои стихи. Я слышал их, они сентиментальны и глупы, как глупа женщина. Думаю, мой отец был падок до женщин, раз преклонялся перед шлюхой.

Пощёчина остановила поток его слов, мои руки дрожали, я сама не ожидала от себя такой смелости и дерзости, ведь, по сути своей, я никогда не была дерзка с августейшими особами. Красный след остался на щеке принца. Он нахмурился.

– Ты пожалеешь о том, что сделала сейчас, гейша! В темницу её!

В покои вошли самураи, меня снова заковали в кандалы. Подойдя ко мне вплотную, принц прошептал мне на ухо:

– Проведя много дней без пищи и воды, ты сама станешь умолять меня, чтобы я затащил тебя в свою постель. Ты будешь унижаться за кусок еды, и тогда я посмотрю, где будет твоя гордость.

Меня толкнули в спину и увели в этот каменный склеп, где я провела уже достаточно времени, прежде чем императрица Татибана позволила мне проститься с её сыном.

В тот же вечер ко мне пришла Кимико, её удручённый вид насторожил меня, но не вызвал ненависти, я мысленно простила сестру – человек всё способен простить перед лицом неминуемой смерти. Мы долго молчали, смотря друг на друга, я слышала тяжёлое дыхание Кимико.

– Зачем ты пришла?

– Сегодня ночью к тебе придёт охранник и откроет твою клетку. Он отведёт тебя уже к подготовленной повозке возле моего дома. Я всем сказала, что уезжаю к дальним родственникам отца. Мы сядем в повозку, и уедем туда, куда ты сама пожелаешь.

Единственный факел трещал и осветил её бледное красивое лицо. Я не знала, что ответить.

– Моя дочь, моя Мива….Разве я могу покинуть Киото без неё?

– Не беспокойся, Оно, твоя дочь в надёжных руках.

– Но где же?