Читаем Онтология поэтического слова Артюра Рембо полностью

В семантике понятия вечности есть не только вневременное спокойствие и незыблемость бытийных первообразов, но и бытовая суетность человеческого существования: бормотание, шептание, шелест от ночи до дня. Murmurons – шепчем, бормочем, шелестим – форма глагола настоящего времени 1 лица, множественного числа символизирует человеческую жизнь с её суетой и невнятицей. Грамматическая форма глагола (1-е л., мн. ч.) позволяет легко восстановить отсутствующее подлежащее «мы». Волнения, сомнения, тщетность людских усилий, суета, тем не менее, не подавляют Рембо, поскольку таят в себе порыв и освобождающий выбор.

Семантически усложнённая метафора позволяет рассмотреть тему денег и долга в формате Вечности: деньги – угли атласные костра. При этом усложняется и остаётся загадкой мотив освобождения.

Des humains suffrages,Des communs elansL`a tu te d'egagesEt voles selon.

___

От людских выборов,От общих порывовТам ты освобождаешьсяИ улетаешь по мере того как.

Рембо говорит здесь об освобождении души, пребывающей в ночном одиночестве. Но далее возникает тема власти денег и указывается причинно-следственная связь этой власти со свободой и возможностью выбора:

Puisque de vous seules,Braises de satin,Le Devoir s`exhaleSans qu`on dise: enfin.

___

Так как вами одними,Угли (деньги) атласные,Долг погашаетсяБез чего, как говорится: конец.

В своей многозначности слово «braises» (угли, деньги) является словом-загадкой. Что же освобождает человека: угли костра, на котором сжигаются долги или деньги лощёные (атласные)? Или деньги и есть те угли костра, которые сжигают долги, дают очищение и свободу? Отметим поразительный профетизм этого текста, отразивший будущий выбор самого Рембо, решительно оставившего поэзию и ставшего коммерсантом, выбравшего в значении «braises» – «деньги атласные», посвятившего себя их накоплению.

Символом тщетности всего сущего звучит предпоследняя строфа: La pas d`esp'erance, Nulle orietur. Шаг надежды в бессмысленно пустом восходе солнца; учёность и терпение не помогут избежать казни. Но в финале стихотворения снова звучит обращение к неведомому оппоненту провозглашающее, что Вечность снова обретена, она существует. Вечность, таким образом, противопоставлена суетному шуму, обыденности, пустоте и бессмысленности существования. В ней – надежда и смысл существования человека.

Философская глубина постижения темы Вечности проявляется у Рембо не в афоризмах, не в игре отвлечёнными идеями, не в рассуждениях и сентенциях, но в безыскусном выстраивании реалий визуального предметно-вещного и понятийно-бытового рядов:

– вечность – море аллеи с солнцем;

– деньги, жар, угли атласные (лощёные);

– пустой восход солнца;

– шаг надежды;

– учёность с терпением;

– казнь.

Эта словесно-понятийная конструкция имеет рамочный характер, завершаясь уже имеющимся определением Вечности: Вечность – море, бегущее с солнцем.

Итак, Рембо моделирует пространственно протяжённый светоносный образ Вечности:

C`est la mer alleeAvec le soleil.

___

Это море, бегущееС солнцем.

Особо следует отметить в этом тексте авторский синтаксис. Рембо разрушает нормированную синтаксическую связь для актуализации слов-понятий «море», «бегущий (аллея)», «солнце», каждое из которых символизирует какую-то ипостась смысла Вечности. Вечность включает в себя источник света, необозримость пространства, движение водной животворящей стихии, путь. Синтаксическую специфику текста определяет кольцевая композиция, которая подчёркивает цикличность обретения вечности: завершается один бытийный цикл, открывая возможность для осуществления следующего.

В этом стихотворении Рембо представляет переживание трагического несовпадения видимой стороны жизни и её подразумеваемого глубинного измерения. Вечность, как она видится, – проста, очевидна, повседневна. Вечность, как она проживаеся и осмысляется, – глубинна, мучительна, неуловима. Её взаимоотношения с человеком выражены повтором фразы: «Elle est retruv'ee» – Она вновь обретена. Но то, что вновь обретено, по-видимому, прежде было потеряно. Улавливание Вечности в границы привычного не является, таким образом, гарантом её действительного удержания.

Видимое, привычное обозначено в тексте рядом конкретных имён существительных: «море», «солнце», «ночь», «день», «деньги». Видимое – это жизнь с её суетой, надеждой, выбором, долгами, страстями, неизбежным концом.

Глубинное и неуловимое начало Вечности обозначено существительным (Вечность) с абстрактным значением. Дихотомия грамматических категорий имени существительного (абстрактное-конкретное) делает очевидным контраст видимого и глубинного, суеты и незыблемого в понимании поэтом Вечности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Китай. Его жители, нравы, обычаи, просвещение
Китай. Его жители, нравы, обычаи, просвещение

«Все, что только написано мною общаго касательно нравовъ, обычаевъ и просвѣщенія въ Китаѣ, при всей краткости своей, достаточно подать вѣрное и ясное понятіе о гражданскомъ образованіи китайскаго государства. Въ Европѣ до сего времени полагали Китай въ Азіи не по одному географическому положенію, но и въ отношеніи къ гражданскому образованію – разумѣя подъ образованіемъ одно варварство и невѣжество: но сами не могли примѣтить своего заблужденія по сему предмету. Первые Католическіе миссіонеры, при своемъ вступленіи въ Китай, превосходно описали естественное и гражданское состояніе сего государства: но не многіе изъ нихъ, и тѣ только слегка касались нравовъ и обычаевъ народа…»Произведение дается в дореформенном алфавите.

Никита Яковлевич Бичурин

Геология и география / История / Языкознание / Военная документалистика / Образование и наука
Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ века – начала XXI века: 1917–2017. Том 1. 1917–1934
Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ века – начала XXI века: 1917–2017. Том 1. 1917–1934

Вопреки всем переворотам XX века, русская духовная традиция существовала в отечественной культуре на всем протяжении этого трагического столетия и продолжает существовать до сих пор. Более того, именно эта традиция определяла во многом ключевые смыслы творческого процесса как в СССР, так и русском Зарубежье. Несмотря на репрессии после 1917 года, вопреки инославной и иноязычной культуре в странах рассеяния, в отличие от атеизма постмодернистской цивилизации начала XXI века, – те или иные формы православной духовной энергетики неизменно служили источником художественного вдохновения многих крупнейших русских писателей, композиторов, живописцев, режиссеров театра и кино. Часто это происходило в превращенных формах, скрыто, в подтексте, в символике, в иносказании. Порой этого не осознавал и сам художник, так что исследователю стоит немалого труда обнаружить вероисповедную основу вполне светского, на первый взгляд, романа или кинофильма и квалифицировать ее так, как она того заслуживает.Авторы предлагаемой книги по мере сил решают эту задачу – впервые в нашей научной литературе. Первый том из задуманных трех посвящен периоду 1917–1934 годов – от революции до Первого съезда советских писателей, хотя, конечно, затрагивает предыдущие и последующие эпохи отечественной истории и культуры.

Александр Васильевич Моторин , Александр Леонидович Казин , Алексей Маркович Любомудров , Коллектив авторов , Ольга Игоревна Гладкова , Роман Геннадьевич Круглов , Татьяна Николаевна Резвых

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука