Опасная профессия

Трудно предположить, будто все началось с того, что на меня нашло не поддающееся доводам рассудка, необъяснимое наваждение, целиком и полностью завладевшее мной – и, возможно, погубившее. Нет, я полностью ощущаю и оцениваю поступки и их следствия, просчитываю, как и раньше, варианты, насколько это возможно в наше время. Дело не в этом. Все, что я когда-либо совершил в этой жизни, включая даже то, за что отвечать у меня нет никакого желания, полностью согласуются с моими логическими построениями, на которые и опирается мой мозг, отдавая разнообразные приказы членам моего организма. Пускай теперь логика изменилась, но осталась же она!

Правда, то, что получается не всегда вписывается в привычные законы, а к новым мне еще предстоит привыкнуть, выработать некий подход для собственного же удобства, освоиться и так же уверенно и спокойно чувствовать себя среди них, как раньше среди прежних жизненных установок. И то, что пока я по старинке называю блажью, завтра найдет свое место в ряду основополагающего порядка моего мирка. Все рано или поздно вернется на круги своя.

Пока же я играю в другую игру, а у каждой игры есть правила, которые мне подлежит как следует изучить. Мой мозг быстро выбросил из себя образ «серого человека», стал осваиваться и теперь активно принялся за разработку планов по достижению новой невозможной прежде цели.

Я вернулся в город, где, к чему сантименты, убил человека, по своему это тоже логично, если вспомнить английскую пословицу о собаках. Здесь я веду активный образ жизни который, в целом, соответствует моему характеру и тому, новообретенному, что добавилось в него после нескольких дней страхов, а потом уже – спокойного, взвешенного подхода к проблемам. Я сыграл в рулетку и выиграл.

Я веду себя точно также как турист, выполняющий программу-максимум по извлечению удовольствий от проведенных нескольких дней где-то в другом месте, от самой перемены мест. В моем случае, еще и от перемены обстоятельств.

Конечно, логичнее было прятаться, дрожать, поменять место жительства, залечь на дно. Это тоже выход, но выход, свидетельствующий о поражении, о передаче себя во власть обществу и случаю – двум главным опасностям, которые могут подстерегать человека на его жизненном пути. Я не хочу чувствовать себя пораженцем, жажду вести полноценную, пускай и немного беспокойную жизнь, но так, чтобы мне не в чем было упрекнуть себя, не поддаться на очевидные слабости, не сдаться и опустить руки. Ва-банк – лучший способ держать удар.

Поэтому я и взял в аренду дорогой лимузин и отправился на Березовую. В определенном смысле меня там ждали. Нет, я неверно выразился, и в доме номер сорок семь и в «Газели», стоящей напротив – ожидали, как один из возможных вариантов развития событий, появление автомобиля с человеком, который подойдет и сделает то, что и тем и другим покажется, с разными чувствами по этому поводу, оправдавшимся прогнозом.

Поэтому, ощутив это ожидание несколько дней назад, сидя на лавочке неподалеку от дома и разглядывая сторожащую дом, точно волк в засаде, «Газель», еще тогда, я решил стать тем человеком, кто вмешается в ход давно замерших на точке замерзания событий и сдвинет их, если не в одну сторону, так в другую. Мне казалось предпочтительным исчезновение микроавтобуса, замучившего обитателей дома сорок семь.

Прошуршав шинами по асфальту, «линкольн» остановился у выездных ворот. Я посидел внутри примерно минуты полторы, более вытерпеть– слишком уж разволновался в последний момент. Открыл дверь со стороны сиденья водителя, – я несколько раз пытался вылезти с противоположной стороны, но так и не решился пойти на этот эксперимент, который вполне мог оказаться и провальным.

Итак, я выбрался из машины и неторопливо зашагал по направлению к «Газели», за минуту, медленнее не смог, покрыв расстояние от лимузина до микроавтобуса. Конечно, на меня уже давно обратились взоры как находящихся в «Газели», так и в охраняемом ею доме. Подойдя к зашторенной дверце в салон, я постучал, прислушиваясь к царившей внутри и снаружи тишине. Ответили мне мгновенно, не успела опустить руку, как дверца отъехала, и на меня воззрилось сразу четверо сидевших в салоне людей.

Я бросил взгляд внутрь: молодые парни, не дашь и тридцати лет самому старшему из них, от делать нечего расписывали пульку, кто-то из четверки откровенно проигрывал.

Оглядывая салон, я молчал, они не шевелились. Из журналистов за те мгновения никто не решился произнести ни слова, не поинтересовался чего же мне надо, каждый лишь оценивающе разглядывал меня, ожидая, когда я заговорю первым.