Опасная профессия: писатель

Прервем хронологию и вернемся к началу Отечественной войны. Днем 22 июня 1941 года Лебедеву-Кумачу позвонили из редакции газеты «Красная звезда» и попросили написать стихи о начавшемся вторжении в нашу страну фашистских войск. Как вспоминает дочь поэта Марина, Василий Иванович написал стихотворение «Священная война» за несколько часов напряженной работы, куря папиросу за папиросой, «на одном дыхании». Невозможно спокойно слушать эту песню (слова Лебедева-Кумача, музыка Александрова) без душевного трепета: и музыка, и слова просто обжигают:

Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война…

В 1991 году, спустя 50 лет, в год развала СССР и многочисленных разоблачений советских реалий и знаков, сразу в нескольких газетах появилось сообщение, что автор «Священной войны» вовсе не Лебедев-Кумач, а учитель русского языка из города Рыбинска Александр Боде, и написал он это стихотворение якобы в 1916 году, а послал Лебедеву-Кумачу в 1938-м. Так это или не так? Не знаю. Нужны дополнительные факты. Экспертизы. Эксперты по текстологии. Но, очевидно, это из того же ряда, кто написал «Тихий Дон»: Шолохов или Крюков, или кто-то другой. Честно говоря, не хочу даже в этом копаться.

Но был и еще случай со знаменитым шлягером «У самовара» (помните: «У самовара я и моя Маша, / А на дворе совсем уже темно…» / Эта песня была написана Фаиной Квятковской для варшавского кабаре «Морское око». В 1934 году песня попала в джаз-оркестр Утесова, и там слова приписали Лебедеву-Кумачу. Очевидно, он не возражал: песня была весьма популярной. Со временем авторство было возвращено Квятковской.

А что сказать по этому поводу? У Лебедева-Кумача есть в его записях признание: «Ангелов – нет. Искушения бывают даже у порядочных людей». Оба эти скандала с плагиатом произошли почти одновременно, но руководители тогдашней «Литературной газеты» Чаковский и Кривицкий решили: мифы разрушать не следует. Позже главный редактор «Недели» Сырокомский заявил: «Про «Машу» напечатаю, про «Священную войну» – не дам…»

Но вся эта неприятная история случилась уже после смерти Лебедева-Кумача. Вернемся к последним годам жизни поэта-песенника. Они были совсем не лучезарные. Василий Иванович записывал: «Всем казалось – после войны будет лучше». Лучше не стало. Сталин резко закрутил гайки. Особенно тяжело пришлось людям искусства. Рамки творчества сузились до щели. А у Лебедева-Кумача к тому же начался затяжной кризис. Вера была подорвана. Оптимизм исчерпан. «Сознание очистилось от шелухи, ила…» И еще одно поразительное признание: «Болен от бездарности, от серости жизни своей. Перестал видеть основную задачу – все мелко, все потускнело. Ну, еще 12 костюмов, три машины, 10 сервизов… И глупо, и пошло, и недостойно… И неинтересно».

Депрессия совпала с нездоровьем. А жена – красивая женщина с холодноватым лицом – не понимала его и спрашивала: «Когда же кончится твой творческий застой? Когда ты начнешь работать?» Другими словами, когда в доме появятся деньги… А Лебедев-Кумач не мог жить и писать по-старому: что-то надломилось в нем. Исчез не кураж. Исчезла суть. Посмотрев кинокартину «Здравствуй, Москва!», отметил в своих записях: «Много сусла, фальши и надуманности…»

Отдых, лечение в престижных санаториях не помогли, и в июле 1947 года Лебедев-Кумач уехал на дачу, во Внуково (тогда это было действительно дачная местность). Там он и прожил последние свои полтора года, по октябрь 1948-го. Один, без людей, в обществе собак, Увы и Микки. Жена во Внуково ехать отказалась, а с дочерью Мариной он активно переписывался и все время ждал ее в гости. Занимался ремонтом, разной починкой, топил печь, вечера коротал без электричества при керосиновой лампе, – вот так жил популярнейший поэт-песенник.

И не верилось, что когда-то он писал задорно и весело:

Эй, грянем сильнее!
Подтянем дружнее:
Всех разбудим, будим, будим!
Все добудем, будем, будем!
Словно колос, наша радость наливается!