Опасная профессия: писатель

«В ту пору, – вспоминала Адалис, – по Одессе ходили и контрабандисты, и искатели приключений, и «стивенсоновские» моряки. Но контрабандисты были, в действительности, рабами тусклых, круглобрюхих скупщиков… Искатели приключений занимались карманной рулеткой и шантажом зубных врачей… А матросская жизнь была однообразна и сурова… Имитируя Марсель и Барселону, порт разноязычно бранился и благоухал смолой, а на уличных перекрестках, на теплом и сыром ветру, исступленно дрались ранцами школьники, а лавки «восточных сладостей» торговали поддельным турецким щербетом…»

И на этом фоне молодые одесские поэты грезили о «Бригантинах», «Каравеллах», «Персидах» и прочей экзотике. И вместе с тем овладевали «мастерством старинного стиха».

Из Одессы – в манящую Москву. «В Москву я уехала в 1920-м году по командировке Губпечати в Центропечать, а также на учебу в ВУЗ по разверстке. В Москве я познакомилась с поэтом и ученым Валерием Яковлевичем Брюсовым. Он оказал на меня большое влияние – занимался со мной историей, историей культуры и философией, латынью. Близкие отношения не мешали быть ему строгим учителем – в 1923 году я подготовилась к сдаче диссертации на право преподавания в высшей школе…»

Знания Адалис впитывала, как губка, и не случайно ее еще с гимназических лет звали Аделиной Брокгауз-Ефрон. Адалис служила в Наркомпросе (комиссариате просвещения) и одновременно была ректором и преподавателем этического техникума, который размещался по Садово-Кудринской улице. Помимо Брюсова, там преподавали Малишевский (ритмика и метрика), Антокольский (теория театра), Левит (Пушкин и поэтическая поэтика), Ромм (история поэтического языка), Зунделевич (семинар по Тютчеву) и другие специалисты с характерными фамилиями. Адалис приглашала и Пастернака, но он отказался.

Еще Адалис являлась секретарем Всероссийского союза поэтов, и, разумеется, ее знала «вся Москва». Живая, деятельная, прыткая, яркая. Брюсов посвятил ей стихи:

В год третий после Октября,
В разгаре яростного лета,
Когда вечерняя заря
Жгла предварение рассвета;
В лесу безмолвном я бродил,
Где тени зыбко расплывались,
И лишь полночную будил
Веселым окликом: Адалис!

Адалис приятельствовала с Мариной Цветаевой. Их объединяла «волна обоюдной приязни». Была в них схожесть: обе бунтующие, колючие, яростные. «Она часто забегала ко мне, – читаем мы в воспоминаниях Цветаевой, – чаще ночью, всегда взволнованная, всегда голодная, всегда неожиданная, неизменно-острая… У Адалис лицо было светлое, рассмотрела белым днем в ее светлейшей светелке во Дворце Искусств. Чудесный лоб, чудесные глаза, весь верх из света».

Про стихи Адалис Марина Цветаева отмечала, что они «хорошие, совсем не брюсовские, скорее мандельштамовские, явно-петербургские». В свою очередь Осип Мандельштам в своей статье «Литературная Москва» (1922), сравнивая поэзию Цветаевой и Адалис, отдавал явное предпочтение последней: «Безвкусица и историческая фальшь стихов Марины Цветаевой о России – лженародных и лжемосковских – неизмеримо ниже стихов Адалис, чей голос подчас достигает мужской силы и правды».

Удивительно: Адалис выше Цветаевой?! Молва о стихах Адалис расходится широко, а тем не менее ее сборник стихов «Первое предупреждение» так и не был издан. Первая книга «Власть» увидела свет лишь в 1934 году, и тогда же Мандельштам, находясь в ссылке в Воронеже, пишет рецензию: «Прелесть стихов Адалис – почти осязаемая, почти зрительная – в том, что на них видно, как действительность, только проектируемая, только задуманная, только начертанная, набегает, наплывает на действительность, уже материальную… Книга ее одновременно и гордая, и робкая – одна из первых ласточек социалистической лирики, избавляющей поэта, то есть лирически работающего конкретного человека, от хищнической эксплуатации чувств, снимающей с него ревнивую заботу о поддержании своей исключительности».

В 1935-м Адалис пишет поэму «Полуночный разговор»: