Опасная профессия: писатель

Мрамором и медью – не для Адалис. Она чересчур живая и трепетная, и опять же «переизбыток чувств».

Октябрь 1925-го: «Я влюблена. Самое ужасное, что любовь эта «поэтична» в прямом и худшем смысле слова. «На узкой лестнице замедленные встречи» – раз, «и загадочных, древних ликов на меня поглядели очи» – два. До Ахматовой дошла. Довели. Умираю. «Я из рода бедных Азров». Похороните меня в белых цветах и так далее…»

Но вот замужество. Муж – писатель Иван Сергеев (автор книг о баснописце Крылове и «Страны сокровищ»), по портрету Адалис: «длинный и в пенсне, тоже красивый». И что счастье? Адалис – Шкапской: «У меня сын… Какие же тут стихи? Не хватает времени и животного тепла…»

«Милая, я живу чудовищно. Я живу среди страшных и безумных людей, которые ненавидят меня страшной и убийственной ненавистью за… «безбожие», за «коммунизм, за открытие форточки зимой; за то, что сынишка говорит: «Ленин», за то, что не крещен; за то, что, по-моему, скарлатина – от заразы, а не от судьбы; за то, что я «странная какая-то»; за то, что у меня нет хорошей шубы…»

И плюс нелады с мужем, они оказались совершенно разными людьми, а Адалис мечтает, «чтобы этот человек мирно ушел от меня. А сын любит его больше, чем меня, не может быть долго без него, потому что я как мать-хозяйка, мать-няня никуда не гожусь. Я умею только любить сына до смерти и зарабатывать для него деньги, а тетешкать и нянчить я не могу».

Вот такая коллизия: поэт и быт. Поэтесса и семья. Стихи и кастрюли. И еще разногласия мировоззренческие, идеологические: «Таких людей, как мой муж, не выморозит никакой Октябрь. Мой муж – вполне и глубоко советский человек. Он общественник…» А Адалис сама в себе, в своем внутреннем мире. И как жить вместе?

В январе 1931 года Адалис сообщает Шкапской: «С Ваней разошлась…» И далее: «Мысль о смерти – чисто рассудочная, без склонности к самоубийству…»

Сын Володя остался с ней, и Адалис замучила его любовью и заботой. Как вспоминает родственница Екатерина Московская: «Баловала она его до безумия, конечно, – чем угодно, только бы жил! Мать не теряющая понять это не в состоянии. Парень эгоистичный тем паче. Ему нужно куда-то оторваться, а мать волнуется, чувствует опасность и не отпускает… Тогда он сажает ее на шкаф, маленькую, легкую, на высокий шкаф, хамит и угрожает. Ее захлестывали приступы ужаса, волнений, и она могла преследовать его, убегающего на свидание на такси, он – по тротуару, а она – вдоль. И со всех сторон: сумасшедшая, ненормальная, припадочная…

В родне – в детях, внуках, – ходили присказки и выражения: «Ну понесло, как Аделину…», «Ну, замучай себя, как Аделина…», «Ну, прицепилась к порткам, как Аделина…»

В ней бушевало еще нечто, заложенное еще демоническим оккультистом Валерием Брюсовым. Вспоминая годы гражданской войны, Адалис писала:

Солнце падало. Смеркалось.
Скрылись белые за мыс.
Восемь раз разбить пытались —
восемь раз стекали вниз…

Вот эта война постоянно жила в душе Аделины Адалис. И все эти безнадежные попытки «восемь раз». Она хотела и всегда одного, но получала другое. «Человек – не то, что видно глазу», – это Адалис поняла давным-давно.

Генсек литературы. Александр Фадеев (1901–1956)

Генсек литературы – это Александр Фадеев. Не очень-то длинная жизнь (всего 55 лет), но какая бурная, динамичная и трагическая. Сегодня сказали бы так: креативная жизнь с роковым исходом.

Достал картотеку. Мелькают заголовки статей: «Триумф и трагедия Александра Фадеева», «Писатель и вождь», «Божьей милостью государственный чиновник», «Литературный генерал», «Смерть героя», «Выстрел в себя»… Но читатели не ведут картотек и не собирают досье, поэтому нужно выстроить хотя бы краткий биографический ряд. Тем более что молодое поколение не совсем в курсе, кто был такой Фадеев. Обаяние «Молодой гвардии» давно выветрилось, да и какие ныне молодогвардейцы-подпольщики?! И кто пойдет сегодня за Олегом Кошевым и станет подражать Любке Шевцовой. Сами понимаете, какое время на дворе. Не жертвенно-геройское, а исключительно карьерно-денежное. И ценности иные, не идеалы революции и не защита Родины, а поклонение Маммоне, богу наживы. Деньги, другими словами, бабло!. А Фадеев? Он совсем из другого времени.

Твердая революционная поступь