Опасная профессия: писатель

Это со стороны Брюсова. А со стороны Адалис – под ее жажду любить попал знаменитейший поэт, а магия таланта всегда притягивает. И вот Адель (Аделина) ежевечерне приходила к дому № 30 по Первой Мещанской улице, где жил Брюсов, расставляла полотняную раскладушку на тротуаре и томилась на ней под окнами обожаемого ей поэта. Милиция ее стаскивала с раскладушки: «Нарушаете, гражданка…» А гражданка изнывала от любви, пока ее не заметил и не отметил Брюсов. Ба, да она прехорошенькая!

Когда во тьме закинут твой,
Подобно снам Египта, профиль, —
Что мне, куда влекусь за тьмой,
К ослепительности ль, к катастрофе ль!

Разрез чуть-чуть прикрытых глаз,

Уклоны губ чуть-чуть надменных —
Не так же ль пил, в такой же час,
Ваятель сфинксов довременных?..

О, ради подобных брюсовских строк можно было и раскрыть раскладушку под окном! Войти в историю поэзии! Стать музой – мечта любой молодой амбициозной женщины! Вдохновить поэта, заставить признать:

Хочу и я, как дар во храм,
За боль, что мир зовет любовью, —
Влить в строфы, сохранить векам
Вот эту тень над левой бровью.

Итак, молоденькая провинциальная интеллектуалка получила желаемое: любовь, стихи и обучение поэтическому ремеслу (учитель Брюсов умел преподавать поэзию своим ученикам – среди них были Джек Алтаузен, Михаил Голодный, Михаил Светлов и другие).

Обучение технике словесного искусства закончилось беременностью Адалис. По свидетельству Мочаловой: «В тот год Адалис ходила беременной ребенком Брюсова. С циничной откровенностью описывала состояние зародыша внутри себя. Предавалась наркотикам. Ребенок родился мертвым».

В письме к своей подруге, поэтессе Шкапской, Адалис писала: «Насчет мертвого ребенка – правда… это прошло легко, прошло мимо, не задев ни души, ни тела… Попробуйте понять возможно прозаичнее вот что: мое тело, несмотря на его мускулистость и гибкость, слишком слабо и дрябло для эмоций, которыми я одержима, а эмоции (душа то бишь) слишком дряблы и хрупки для напора интеллекта. Просто и неприятно…».

Марина Цветаева сообщала Волошину в письме от 14 марта 1921 года: «Брюсов – гад… У него с Адалис был ребенок, умер».

Но разве Брюсов любил по-настоящему Адалис? Та же Цветаева о знакомстве с Адалис: «А я Адалис. Вы обо мне не слыхали?» – «Нет». – «Вся Москва знает». – «Я всей Москвы не знаю». – «Адалис, с которой – которая… мне посвящены все последние стихи Валерия Яковлевича. Вы ведь очень его не любите? – «Как он меня». – «Он вас не выносит». – «Это мне нравится». – «И мне. Я вам бесконечно благодарна за то, что вы ему никогда не нравились». – «Никогда». Новый смех, волна обоюдной приязни растет».

Итак, Цветаева – не соперница. Можно «владеть» Брюсовым в одиночку, но Адалис этого мало. И в начале 1924 года она, задыхаясь от переизбытка чувств, параллельно любит другого мужчину – Отто Шмидта. И сообщает Шкапской: «Я влюблена, влюблена, как сумасшедшая, влюблена до упаду и безнадежно. Он и смотреть на меня не хочет… Но и объектик я выбрала! Милая! Соберите своих чад и домочадцев, чертяк, стихи, телефоны и шелковые чулки. Скажите им, что в Москве живет Леонардо-да-Винчи, заведующий Госиздатом Отто Шмидт. Смейтесь, смейтесь, как бы мне не пришлось бежать от безнадежной любви в Калифорнию или Клондайк… Я изнемогаю о переизбытка жизненной силы…»

Весною того же года Адалис сообщает, что она уже разрывается между Брюсовым и поэтом Борисом Зубакиным, хочет сохранить обоих: «А может быть, еще кого-нибудь и еще кого-нибудь?..» Вот уж воистину: «Люблю, как тысяча испанцев».

В октябре 1924 года умирает Валерий Брюсов, не дожив двух месяцев до 51 года. Адалис 25 октября пишет Шкапской: «… Плакала я только до тех пор, пока он не умер. На вторую ночь я осталась с ним в зале института (это была ночь 10-го, на которую у нас было назначено свидание). Я читала ему Пушкина и целовала его: свидание так свидание. Говорят, слух функционирует 45 часов после смерти, значит, он слышал…»

Далее в письме Адалис сообщает, что она больна, но тем не менее жаждет радостей: «Хочу наслаждений! Боже мой, жить осталось так мало (это твердо решено). В цивилизованных странах висельнику дают ужин, вино и женщину. Я тоже хочу».

Нет, Адалис не повесилась, хотя такие мысли и гнездились в ее голове. 11 февраля 1925 года она сообщает Шкапской: «В Москве мне везет, начинает везти на славу. Даже смешно немножко и жаль, что Валерий Яковлевич не дождался: ему дико хотелось этого». Брюсов писал Адалис:

Являй смелей, являй победней
Свою стообразную суть,
Но где-то, в глубине последней,
Будь мрамором и медью будь.