Опасная профессия: писатель

Илья Эренбург: «О Сталинграде писали многие, но только В. Некрасов, который был офицером-сапером, и В. Гроссман… смогли передать весь трагизм и все величие духа участников Сталинградской битвы».

Виктор Некрасов показал войну изнутри и не глазами наблюдателя со стороны, а участника, находящегося в самом пекле военных действий, и вот эта огненность увиденного потрясала. Не случайно многие тогда говорили, что «все мы вышли из некрасовского окопа».

Во внутренней рецензии на рукопись Некрасова Александр Твардовский писал: «Первое очевидное достоинство книги – то, что, лишенная внешне сюжетных, фабульных приманок, она заставляет прочесть себя одним духом. Большая достоверность свидетельства о тяжелых и величественных днях борьбы накануне «великого перелома», простота и отчетливость повествования, драгоценнейшие детали окопного быта и т. п. – все эти качества, предваряющие несомненный успех книги у читателя…»

Все проходило на ура? Не совсем. «В начале 1947 года, когда «Окопы» мои попали в издательство «Советский писатель», – вспоминал Некрасов, – вызван я был цензоршей, случай уникальный. Она укоризненно посмотрела на меня и сказала:

– Хорошую книгу вы написали. Но как же так: о Сталинграде и без товарища Сталина? Неловко как-то. Вдохновитель и организатор всех наших побед, а вы… Дописали бы вот сценку, в кабинете товарища Сталина. Две-три странички, не больше.

Я прикинулся дурачком. Не писатель, мол, писал о том, что знал, что видел, а сочинять не умею. Не получится просто, поверьте мне.

Так и разошлись».

Повесть была в наборе, а молва о ней уже разлетелась: «Простой офицер, фронтовик, слыхом не слыхал, что такое социалистический реализм… Прочтите обязательно».

Вспоминая подобные разговоры, Виктор Некрасов добавлял: «Да – слыхом не слыхал! Читал и боготворил Ремарка, конечно же, Хемингуэя – все им тогда увлекались, до того – Кнута Гамсуна, в самые юные годы о войне – «Севастопольские рассказы». Вот и все. Никаких «Разгромов», «Разломов» и Николаев Островских. Разве что Бабель и Ильф с Петровым.

И вот – война!..»

Когда книга вышла, критики ополчились на автора стройными рядами, обвинив Некрасова в «ползучем реализме», «ремаркизме» и «пацифизме». Нежданно-негаданно Сталин защитил писателя и присудил ему премию собственного имени. И тут же книга «В окопах Сталинграда» была переиздана большинством издательств – и тираж возрос сразу на несколько миллионов экземпляров, и ее стали переводить на многие языки мира, в том числе на французский. В 1957 году на «Ленфильме» был поставлен фильм «Солдаты», который во французском прокате назывался «Четверо из Сталинграда».

Боевая жизнь в мирное время

Сталинское лауреатство однако не стало «охранной грамотой» для Виктор Некрасова. На его дальнейших произведениях критика отыгралась сполна. В пух и прах разбили повесть «В родном городе» (1954), рассказывающую о драматической судьбе фронтовиков, столкнувшихся по возвращении в мирную жизнь с непробиваемым партийно-бюрократическим бездушием. Перефразируя известное выражение: мавр выиграл войну – мавр больше не нужен. И плевать власти на проблемы бывших солдат и офицеров (они и сегодня, спустя десятилетия, никак не могут решить пресловутый квартирный вопрос).

В другой повести – «Кира Георгиевна» (1961) – Некрасов беспощадно вскрыл причины конформизма и душевной опустошенности интеллигенции, и причины эти увидел в нехватке воздуха свободы. Как мы сказали бы сегодня: тоталитаризм душил свободу и топтал все права человека. Свою позицию свободно мыслящего человека Некрасов выразил и в статьях об искусстве, протестуя против господствующей героической риторики и велеречивой патетики, – никакой простоты, одна барабанная дробь. В архитектуре (а он знал в ней толк) его возмущала безвкусная монументальность и убогое однообразие тогдашнего советского градостроительства.

Зарубежные поездки Некрасова получили творческое осмысление в очерках «Первое знакомство», «Месяц во Франции», «По обе стороны океана». Последний очерк возмутил лично первого секретаря ЦК КПСС Никиту Хрущева, и он на пленуме ЦК 21 июня 1963 года обрушился на Некрасова с зубодробительной критикой. И тут же последовали «оргвыводы»: писателя перестали печатать, стали клеймить позором на многочисленных собраниях, в газетах – старая советская забава «ату его!» Во времена Сталина Некрасова непременно посадили бы как «вредный элемент», при Хрущеве ограничились травлей и партийным выговором (в партию Некрасов вступил в 1943 году в Сталинграде).

После падения Хрущева Некрасова на время оставили в покое, но он сам вызвал огонь на себя – он был сначала гражданином своей страны, а уж затем – писателем. В 1969 году Некрасов подписал коллективное письмо в связи с процессом украинского литератора Черновола и выступил в день 25-летия расстрела евреев в Бабьем Яре.