Опасная профессия: писатель

Виктор Некрасов прибыл в эмиграцию официально никем. Из членов партии и Союза писателей его исключили. Памятные сувениры – погоны армейского капитана, боевые награды, лауреатскую медаль Сталинской премии – советская таможня не пропустила. Потом заботливые друзья переслали по дипломатическим каналам. Впрочем, сам Некрасов весьма иронически смотрел на свои «игрушки-побрякушки». А когда французы наградили писателя-изгнанника Почетным легионом, Некрасов всерьез обиделся: «Суки! Удостоверение вручили, а орден заставляют покупать в магазине!» Капиталистические порядки Некрасову были непонятны.

Вика, как тебе в Париже?
Вечный «с тросточкой пижон»,
Все равно родней и ближе
Ты мне всех за рубежом.

Вика, Виктор, мой Платоныч,

Изведясь, изматерясь,
Я ловлю тебя за полночь,
Да и то не всякий раз.

Голос твой, в заглошку встроясь,

Лезет из тартарары… Вика,
Вика, честь и совесть
Послелагерной поры.

Не сажали, но грозили,

Но хватали за бока…
Эх, история России,
Сумасбродная река,

И тебя, сама не рада,

Протащила ни за грош
От окопов Сталинграда
Аж куда не разберешь…

Так писал о Некрасове его друг поэт Владимир Корнилов. И еще: «Стройный, ладный и поджарый, / Еле седоват, / Не болезненный, не старый / И за шестьдесят, / Забулдыга и усатик, / На закате дня / Ты не выйдешь на Крещатик / Повстречать меня».

27 декабря 1974 года парижская «Фигаро» опубликовала статью «Новые русские эмигранты»: «Вот уже несколько месяцев советские власти позволяют уезжать своим неспокойным интеллигентам… Кто они, эти новые парижане? Как представляют себе нашу страну? Чего они ждут?.. Они считают, что французы не в состоянии представить себе тяжесть повседневной жизни в Советском Союзе, жизни, в которой ничего не происходит или больше никогда ничего не произойдет. «Ибо, – говорят они, – сейчас нет физической угрозы ни для нас, ни для народа. Но у нас нет больше перспективы, надежды… Именно об этом мы должны писать»… Ни один из них не уверен, что сможет заработать на жизнь на Западе…»

И отдельный пассаж в «Фигаро» о Некрасове: «Виктор Некрасов, писатель, стиль которого очень близок западной литературе. Это протеже Сталина и лауреат Сталинской премии, его осыпали почестями и различными наградами, он был миллионер. Сегодня он парижанин, без гроша в кармане, живет вместе с женой у Андрея Синявского в Фонтенео-Роз. Некрасов – типичный русский интеллигент: это открытый человек, жадный до культуры, беззаботный, у которого жизнь смешивается с творчеством. Легкий, как мотылек. Ему предложили визу, он уехал…»

Беззаботный. Легкий, как мотылек, – французам не составило труда определить Некрасова как личность. Ко всем внешним западным атрибутам западной жизни он относился крайне наплевательски. На торжественных приемах и церемониях (а его еще как приглашали!) Некрасов неизменно появлялся в ковбойке и в старом пиджаке. Жена умоляла купить новое пальто – Некрасов упорно тратил деньги (а он стал получать со временем солидные суммы) на приобретение у букинистов старых, потрепанных книг, которые негде было хранить. Деловые встречи презирал, мог сутками сидеть в кафе с каким-нибудь русским приятелем и пережевывать свою прежнюю жизнь. Анатолий Гладилин вспоминает, что Некрасов никогда не «надувался», не «принимал позу». Счастливо избегал «звериной серьезности», столь свойственной парижской эмиграции.

Американский журнал «Ньюсуик» писал в апреле 1977 года о бывших советских писателях: «… отрезанные от своих корней, они, похоже, не способны что-либо создать… Вместо того чтобы продолжить писать, они сидят во французских кафе, болтая по-русски и строя планы освобождения своей старой родины… Пока они были в Советском Союзе, они считали себя страдальцами. Но здесь они затерялись. Их голоса – это голоса в пустыне…»

Так сказать, мнение врагов – их тоже следует знать. Но Париж для Некрасова не был пустыней, напротив, это был город его мечты. Он и на родине, в своей квартире, повесив на стену огромную карту Парижа, путешествовал в нем заочно, через мост Карусель на набережную Вольтера и дальше вдоль Сены. И Риволи, и Эйфелева башня, и так далее с ощущением Хемингуэя: «Париж – это праздник, который всегда с тобою». Об этом с удовлетворением написал и Некрасов: «Теперь этот праздник со мной».

Единственный день в году, когда Париж резко не нравился Некрасову, был день 9 мая, день Победы. Он бродил по городу в бессмысленной надежде найти хоть одного бывшего фронтовика, с которым можно было бы чокнуться в честь праздника, помянуть окопы Сталинграда. Но вокруг не было никого, кто мог бы разделить его воспоминания и боль военных утрат.