Опасная профессия: писатель

На смерть Некрасова в СССР отважилась откликнуться лишь одна газета – «Московские новости» (некролог подписали Григорий Бакланов, Булат Окуджава, Вячеслав Кондратьев и Владимир Лакшин). В нем было отмечено, что «его талант художника неоспорим… даже если бы от него осталась всего одна книга – «В окопах Сталинграда», он заслужил посмертное право на признание нашего народа».

Андрей Синявский в «прижизненном некрологе» отметил так: «И посреди феодальной социалистической литературы первая советская повесть – «В окопах Сталинграда».

Солдат, мушкетер, гуляка, честный человек, Виктор Некрасов всю оставшуюся жизнь, после того, как его безжалостно вычеркнули из советской литературы, ждал реабилитации. Ждал и не дождался.

Его мучил вопрос «Кому это нужно?» Еще в Москве, 5 марта 1974 года, он написал пылающую гневом и непониманием статью под этим названием после отъезда очередного неугодного власти писателя Владимира Максимова. И в конце статьи:

«Кому это нужно? Стране? Государству? Народу? Не слишком ли щедро разбрасываемся мы людьми, которыми должны гордиться? Стали достоянием чужих культур художник Шагал, композитор Стравинский, авиаконструктор Сикорский, писатель Набоков. С кем же мы останемся? Ведь следователи из КГБ не напишут нам ни книг, ни картин, ни симфоний.

А насчет баррикад… Я на баррикадах никогда не сражался, но в окопах сидел. И довольно долго. Я сражался за свою страну, за народ, за неизвестного мне мальчика Витю. Я надеялся, что Витя станет музыкантом, поэтом или просто человеком. Не за то я сражался, чтобы этот выросший мальчик пришел ко мне с ордером, рылся в архивах, обыскивал приходящих и учил меня патриотизму на свой лад».

Виктора Некрасова давно нет, но многочисленные Вити-силовики по-прежнему определяют, как жить и дышать стране и народу. Они ничего сами не создают. Они только определяют и запрещают. И в этом беда и трагедия России.

Один из детей Арбата. Анатолий Рыбаков (1911–1998)

Редко кому удается написать книгу, ставшую событием, взорвавшую общественное сознание, всколыхнувшую массу людей, заставившую яростно спорить «за» и «против». «Тяжелый песок» и «Дети Арбата» стали книгами-событиями, книгами-взрывами. Их написал Анатолий Рыбаков.

К сожалению, мы живем сегодня в центростремительном времени постоянных изменений, потрясений, социально-тектонических сдвигов, что заставляет нас напрочь забывать о прошлом. И вот уже Рыбаков с его потрясающими книгами остался где-то позади, растворился в тумане забвения. Это несправедливо. Но такова жизнь: мы мчимся вперед, все дальше и дальше и вместо успокоения получаем новый ужас. А в календаре истории неожиданно возникла дата: 100-летие Анатолия Рыбакова, и мы просто обязаны оглянуться назад, подержать в руках «тяжелый песок», поименно вспомнить «детей Арбата» и самого Рыбакова, самого арбатовского человека.

Анатолий Наумович Рыбаков (настоящая фамилия – Аронов) родился 1(14) января 1911 года в Чернигове. В дальнейшем семья с Украины перебралась в Москву. «Мы приехали в Москву, – пишет Рыбаков в своем «Романе-воспоминании», – осенью 1919 года. Переезд (на телеге) с Брянского вокзала (теперь он называется Киевский) показался мне длинным, хотя расстояние до Арбата небольшое. Поселились на Арбате в доме номер 51… Дом моего детства, моей юности я описал в «Кортике», в «Детях Арбата», он хорошо известен старым москвичам: долгие годы там существовал кинотеатр «Арс», потом он назывался «Наука и знание». А соседний, 53-й, дом знаменит тем, что в нем 18 февраля 1831 года поселились после женитьбы Александр Сергеевич Пушкин с Натальей Николаевной…»

Старых жителей Арбата «уплотнили», и в квартирах появились новые хозяева, семьи рабочих, военных и «спецов» (так звали специалистов разных профессий). Некогда шикарные апартаменты превратились в коммунальные квартиры. В одной из них и поселилась семья Рыбаковых. Отец будущего писателя был крупным инженером и как «спец» получал большой оклад и паек. Семья быстро вписалась в интеллигентную арбатскую семью, без каких-либо религиозных традиций. По признанию Рыбакова, она была совершенно русифицированной и эдакого социал-демократического толка. Никакого еврейского языка, религии, только атеизм и вера в грядущий социализм. Хотя много лет спустя в интервью «Новой газете» Рыбаков гордо скажет: «Но я еврей. Во мне течет кровь, которую столетиями выливали из жил моего народа». Однако в юные годы никакого еврейства, более того, воспитанием Анатолия и его сестры занималась француженка. И Толя рос правильным мальчиком. Верил в идеалы революции и с гордостью вступил в пионеры.

«В отряд я ходил каждый вечер: собирали беспризорных в детприемники, пожертвования в пользу голодающих Поволжья, выступали в «Живой газете», высмеивали пьянство, ругань, неуважение к женщине, неуважение к другим народам…» Однажды на слет пионеров приехал Николай Бухарин, любимец партии, «Бухарчик», он лично хлопнул по плечу Толю Рыбакова и сказал: «Давайте, ребята, помогайте Революции!» И пионеры старались вовсю…