Опасная профессия: писатель

И в твоем вранье и в моем вранье
есть любовь и боль по родной стране.
Идиотов бы поубрать вдвойне
И в твоей стране и в моей стране.

Позднее «идиотов» из последующих публикаций убрали. Нельзя. Но, кстати говоря, Вознесенский меньше других поэтов страдал из-за цензурных рогаток: ему многое разрешалось. Вознесенский и Евтушенко – это были как два глотка свободы. «Плач по двум нерожденным поэмам» и вот это: «Нам, как аппендицит,/ поудалили стыд…» – когда это написано? 1967 год. И в том же году «Не пишется»:

Я – в кризисе. Душа нема.
«Ни дня без строчки», – друг мой дрочит.
А у меня —
ни дней, ни строчек…

Но подобный кризис – редкий в творчестве Вознесенского. Он удивительно обильный и урожайный поэт: «Был крепок стих, как рафинад./ Свистал хоккейным бомбардиром». На каждое событие, на каждый стон, каждую слезу Андрей находил свой отклик. И каждый отклик был рафинаден и эскападен. Вот «Книжный бум»:

Попробуйте купить Ахматову.
Вам букинисты объяснят,
что черный том ее агатовый
куда дороже, чем агат…

Этот «Книжный бум» датирован 1977 годом. Всего-то вроде 30 лет прошло, а кажется, целая эпоха. И никакого книжного бума – покупай, кого хочешь – Ахматову, Пастернака, Ницше, но теперь их мало кто покупает. Не книжный бум, а нефтебум. И Советского Союза нет, а есть новая Россия, страна ментов и «разбитых фонарей». Русский язык в загоне. Все говорят на каком-то ином языке. Поэты не пророки и не кумиры. В центре внимания «галерные рабы» политики, финансов, шоу-бизнеса. И сплошной, беззастенчивый стриптиз. В стихах Вознесенского «танцовщица раздевалась, дуря». А ныне в здравом уме и исключительно ради «бабок». Деньги – вот истинный кумир сегодняшней России. В одном из интервью 2003 года поэт сказал: «Я рад, что ни разу не платил за книгу – сейчас многие издаются за свой счет. Я скромно живу, но много печатаюсь с колес, часто в газетах…» И в другом интервью: «… пишется хорошо. Порыв остался тот же, но тогда романтики было больше. Сейчас больше иронии…»

Он продолжал творить, поражая своей фантазией, неожиданными поворотами, вывертами, эскападами. И самое удивительное: шел в ногу со временем. Он не архаичен, он злободневен. Хотя и с одним «но»: Вознесенский близок и понятен для образованных, интеллигентных людей, кто знаком с историей, литературой и культурой. Для несведущих он – ноль. Вместо лирических ручейков и лужаек в его поэзии – портретная галерея великих и знаменитых персон, с которыми Андрей непринужденно на «ты»: Иисус и Корбюзье, Микеланджело и Гольбейн, Нерон и батько Махно, Пикассо и Рихтер, Шагал и Вера Холодная, Пруст и Маяковский, Бодлер, от которого – «от ваших подлостей обалдел». «Друг Горацио в неглиже». «Шопенгауэр – в шокинге». И вообще, «Бах. Арена, Хабанера…»

Поэзия Вознесенского перенаселена историческими персонажами и современниками. Они в ней живут, дышат и волнуются. Хотя Вознесенский и признает, что «Делиб – дебилам,/ Массне – кутюрам./ Нас победила/ масснекультура».

А еще поэзия Вознесенского чрезвычайно музыкальна, не только в ритмах и рифмах, его стихи – это сложная симфоническая музыка, а порой – исключительно джаз. «Тема Гершвина – хошь джаз? / Твоя джазвочка удалась. / Боже грозный, помилуй нас!» А еще и песенник: «Миллион алых роз» и речитативы из «Юноны и Авось». «И вздрогнули ризы, окладом звеня./ И вышла усталая и без наряда./ Сказала: «Люблю тебя, глупый. Нет сладу./ И что тебе надо еще от меня?»

Одна из главных тем Вознесенского – Россия. И если в ранние годы поэт выступал в роли бунтаря-ниспровергателя устоев и порядков и иронически писал о себе, что он, дескать, «Россию хочет сжечь/, служит джазу и царю/ и, конечно, ЦРУ», то затем ставил задачи иные: «Цель моя – оттереть, свести/ тень, пусть пятнышко волосяное,/ с ветрового стекла России,/ чтоб было светлей в пути». А своим критикам отвечал в поэме «Андрей Полисадов»:

Мудрость коллективная хороша методою,
но не консультируйте, как любить мне родину.

А Россия, родина стремительно менялась. «Правили страной кухарки./ Может быть, власть возьмут кухакцеры». Кто взял – не уточняем. И вот уже новое определение – «вурдалагерная Россия». «Все покойники распроданы,/ повези хоть вагонетку./ Нет чего-то в нас и в родине…/ Бога нету, Бога нету». И устами Петра Великого:

Смысл России я предвидел.
Война. Кнут и стон в степи.
Я назвал столицу Питер.
Питерпитерпи Терпи.