Опасная тишина

– Из отряда приехал… Такой представительный, вот, – Барабаш гулко выбил из ноздрей содержимое. Интеллигентный был человек боец Барабаш, не любил ходить с носом, забитым, пардон, соплями. Емельянов покосился на жену – как она? Не упала в обморок от действий этого борца с насморком?

– Представительный, говоришь?

– Ага.

– Фамилию не назвал?

– Наверное, назвал, но не мне, я так бачу.

– Бачу, бачу… – передразнил бойца Емельянов, махнул рукой безнадежно. – Значит, так, Барабаш. Ты стереги киика… Видишь его? – Емельянов ткнул пальцем в сторону козла, замершего в вытянутой, какой-то стремительной позе, будто он собрался убегать. – Видишь?

Барабаш неторопливо огляделся, произнес невозмутимым, почти растерявшим плаксивость тоном:

– Ага.

– На ужин шурпу будем варить. Давай, стереги пока, а я тебе сейчас подмогу с заставы пришлю.

При слове «шурпа» у Барабаша даже распустилось, сделалось каким-то сладким лицо, а с нижней губы едва ли слюна не свесилась. Конечно, Барабаш мог бы и один дотащить киика до заставы – невелика тяжесть, – но ведь бестолковый боец, может унести добычу на сопредельную территорию, так что лучше не надо. Риск хоть и благородное дело, но не всегда. Емельянов не выдержал, усмехнулся едва приметно: никто Барабаша на чужую территорию не пустит. Да и сам Барабаш не сумеет уйти туда – не нужно ему это.

На заставе Емельянова ждал человек действительно приметный – недаром крестьянский сын Барабаш назвал его представительным, – комендант пограничного участка Васин.

Большого роста, с могучими плечами и крепкими крупными руками – в пригоршню могло вместиться едва ли не полведра воды, – комендант в прошлом был грузчиком. А по совместительству – борцом. Иногда выступал в цирке, публику веселил, раза три ему довелось выступать даже с самим Иваном Поддубным…

В общем, с обширной биографией был человек.

Усы носил черные, будто нагуталиненные. Кое-кто даже специально принюхивался – гуталином вроде бы не пахнут, значит, цвет их был естественный. Голову Васин брил наголо, под Котовского, блестела она у него, будто гимназический глобус, у которого наставники всегда любили ставить «неуды» нерадивым ученикам.

Васин сидел в канцелярии заставы на начальническом месте и недовольно хмурил брови.

– Долго ходишь, Емельянов, – отрывисто бросил он.

– Виноват!

Комендант неожиданно хитро прищурил один глаз:

– Ну, докладывай, кого подстрелил?

– Часа через полтора шурпу начнем варить, – уклончиво ответил Емельянов.

– Приглашаешь? – комендант прищурил второй глаз.

– Так точно! Шурпа без начальства – не шурпа.

– Э-эх, – Васин отрицательно покачал головой, – жаль, не могу. Да и не до шурпы сегодня может быть, – в голос его натекли озабоченные нотки.

Емельянов невольно подтянулся: оттенок озабоченности он очень хорошо уловил в голосе начальства.

– Есть данные разведки: курбаши Усман хочет со своими мюридами уйти за кордон – Джунаид-бек зовет его к себе.

И Джунаид-бек и курбаши Усман были людьми в этих краях известными, следов тут оставили много…

У Усмана в его группе находились даже три русских офицера, все – поручики, фамилии их Емельянов точно не знал. Одного звали Холеным, был этот человек по-барски высокомерен, разговаривал сквозь зубы, второй носил странное прозвище, – а может, это было не прозвище, а фамилия, – Чимбер… Чимбер да Чимбер. На родине у Емельянова в его сельской губернии чимбером звали крепкий самогон, способный сбить с ног лошадь. Раз всплыло это редкое словечко, значит, у курбаши в отряде кроме офицеров есть еще русские люди – только они могли дать белому поручику такое имя. Третий офицер также был поручик, прозвище имел – Гудок. Скорее всего, прозвище происходило из фамилии поручика – Гудков.

– И когда же Усман собирается дать деру со своей родины? – прикидывая про себя, сколько у него бойцов и сколько надо попросить для усиления, поинтересовался Емельянов.

– Данных у нас нет, хотя разведка работает. Может быть, сегодня, может быть, завтра – не знаю, Емельянов. Ясно одно – прорываться Усман будет ночью. И прорыв произойдет на территории твоей заставы. Пока разведка доложила только это.

– Усиление дадите?

– Откуда? Из каких таких «сухих остатков»? – Взгляд Васина сделался усталым, жестким, словно бы он вспомнил о чем-то неприятном. – Максимум, чего я могу тебе дать – опытного пулеметчика с хорошей «швейной машинкой». И подкинуть немного патронов. Это все.

– Плохо. – Емельянов невольно поежился. Народу у него было немного.

Об отряде курбаши он знал только, что в нем человек восемьдесят, все неплохо вооружены, – в отличие от других отрядов, где на пятьдесят человек имеется четыре винтовки и двенадцать сабель, а Усман своих людей обеспечил и карабинами, и шашками, и патронами: наткнулся на какой-то склад, оставшийся еще с царских времен, и опустошил его.

Если восемьдесят человек полезут на заставу, и полезут грамотно, – а они это сделают, поскольку в отряде курбаши есть офицеры, умеющие воевать, – то Емельянову придется туго.