Начальник заставы еще мальчишкой работал на электромеханическом заводе Русского электрического общества «Динамо» – надо было ставить на ноги двух младших сестер Аню и Таню, если бы Мишка Татарников не пошел на завод – погибли бы все трое. Хорошо еще дядя Егор Сергеевич помог, он работал в гальваническом цехе и пользовался на заводе авторитетом. Кстати, если бы не дядя, то летом семнадцатого года Мишке Татарникову пришлось бы покинуть родной завод – за воротами тогда осталась ровно половина рабочих. А поскольку дядя Егор был специалистом очень ценным, то к мнению его прислушались.
Затем Мишку закрутило, завертело – летом семнадцатого года он вступил в красногвардейский отряд, дрался с юнкерами в Крутицких казармах и на Варварской площади, брал Кремль – в общем, биография у начальника заставы такая, что ее на пять других биографий хватит.
Танька с Анькой уже подросли, замуж повыскакивали и детей успели нарожать – Татарников был уже трижды дядей, имел двух племянников и одну племянницу. Хотелось бы повидать их – желание-то есть, да только вот как его исполнить? Лицо у Татарникова размякло, сделалось каким-то домашним, свойским, Кацуба редко видел таким лицо у начальника заставы. Татарников вздохнул, провел ладонью по глазам.
– Ладно, чего расстраиваться попусту? Цезаря своего повидал?
– Обижаете… Цезаря – в первую очередь.
– Нарушаешь субординацию, – Татарников звонко, совсем по-мальчишески рассмеялся. – Вначале надо было ко мне на доклад прийти, а уж потом доложиться Цезарю.
– Виноват, исправлюсь! – привычно отчеканил Кацуба. Покашлял деловито в кулак, поправил на себе пояс. – Пойду-ка я переоденусь, а потом – к тете Наде, может, угостит чем-нибудь?
– Сходи, – разрешил командир, – угостит обязательно. У нас Сердцеедов отличился, медведя завалил, тетя Надя ныне каждый день котлеты с чесноком крутит. А картошка, ты знаешь, у нас своя.
Переодевание много времени не отняло. Кацуба развесил мокрые штаны и портянки на веревке, специально для этих целей натянутой, сапоги посадил на два кола, – вверх подметками, – пусть сушатся, и отправился в пищеблок к тете Наде.
Тетя Надя – женщина представительная, крупная, чтобы замерить габариты такой дамы, надо вокруг нее объехать на коне, другой метод ничего не даст, – умела готовить много чего вкусного. Увидев Кацубу, она захлопала руками, будто большая птица, и воскликнула громко – ну, словно бы из пушки стрельнула:
– О!
Кацуба не удержался, низко поклонился поварихе – ведь если не поклонишься, то и голодным можешь остаться, хоть тетя Надя была не из тех, кто мог оставить кого-то голодным.
– Садись скорее за стол, – приказала Кацубе тетя Надя, передником смахнула со стола крошки, оставленные бойцами, – я картошечку только что поджарила, с лучком – высший сорт. А медвежатинка у меня вымочена специально – слишком жирное мясо оказалось у мишки.
– Поздний медведь… Поздние медведи всегда салом оплывают, – сказал Кацуба. – Значит, на зиму он не собирался ложиться… Шатун это.
– Точно, шатун, – подтвердила тетя Надя. – Сердцеедов так и сказал – шатун.
Площадка перед заставой, перед окнами, была освобождена от деревьев, вырублена, за частоколом, увенчанным сторожевой вышкой, тоже ничего не было, иначе заставу можно было прямо с деревьев забросать гранатами. На площадку перед окнами и еще к собачьим вольерам часто выскакивали фазаны. Царской птицы этой в краях здешних развелось много, поскольку в пограничную зону охотники старались особо не забираться, не положено, а если забирались, то в один неожиданный момент им в задницу обязательно упирался острый штык бдительного бойца, охранявшего границу. Неприятная штука, и ладно, если она завершалась лишь назидательной лекцией начальника заставы, хуже было, если дело принимало другой оборот. Тут ведь и штраф могли наложить, или того хуже – запрятать в кутузку.
Особенно много фазанов колготится около заставы весной, в мае, когда цветет черемуха – птицы глохнут от любви, никого не видят и не слышат – только своих подружек. Наблюдать за ними бывает очень интересно.
– Чего нового на заставе, тетя Надя? – из окон пищеблока был хорошо виден двор заставы, спортивная площадка, занимавшая большую его часть – здесь пограничники учились бросать учебные гранаты; стекла, вставленные в окна, были собраны из отдельных кусков, поскольку цельных стекол не было, наверное, во всем Приморье, а окна здешние много раз страдали от налетов. Ведь достаточно пары взрывов ручных бомб – и весь двор блестит от густого сеева осколков, будто дворянское собрание, где дамы собрали на новогодний бал и засыпали пространство сверкающей мишурой, серебряными снежинками, конфетти, полосками дождя. Хорошо еще, что решетки на окнах стоят плотные, их гранатой не выковырнешь, иначе бы тут давно побывали хунхузы.
– Слава богу, Тимоша, все живы-здоровы, – запоздало отозвалась тетя Надя, со вздохом скрестила руки на животе. – Все живы, в общем.
– А то мне спросить у командира было как-то неудобно…